Реформаторство в кыргызском родовом обществе
Реформаторы из верхушечных слоев общества
Многих кыргызских советско-партийных руководителей преследовала советская власть за так называемую связь с байством и манапством, а некоторые были даже осуждены, как, например, второй секретарь Киробкома партии Д. Бабаханов и председатель облсоюза «Кошчи» Р. Худайкулов. В их «связи» с так называемыми «эксплуататорами» не было ничего криминального, преступного, политического. Новоявленные большевистские лидеры из числа кыргызов, формально усвоив лозунги большевизма, на деле продолжали жить прежней жизнью, ибо другой они не знали, руководствовались обычаями и традициями, установленными в родовом кочевом обществе. Не идеология большевизма определяла их бытовое социальное поведение, а нормы и этика родового строя. Революционер Ю. Абдрахманов называл контакты большевистских руководителей с манапами «овладением родовым строем».
Проводить такую политику он призывал европейское политическое руководство Кыргызстана, которое никак не могло уяснить специфику социального поведения кочевников. Приспособить родовой строй к советской системе призывал также другой национальный политик — А. Сыдыков, но в несколько завуалированной и более понятной европейцам форме. Речь идет о проведении кадровой политики с учетом не классовых признаков, а уровня образования и деловых качеств.
Последними безусловно обладали представители кыргызской родовой верхушки, которые воспринимались в общественном сознании кочевых кыргызских масс как подлинные руководители, имеющие право на выдачу санкций.
Реформировать кыргызское родовое общество могли лишь они, ибо за ними шли и верили им рядовые кочевые массы, видевшие в них субъектов поведения, действий. Поэтому базой для реформаторства в кыргызском родовом обществе могли быть лишь представители верхушечных слоев общества, что так в действительности и получилось. За редким исключением, большевистскую элиту Советского Кыргызстана составили бывшие манапы, баи, служащее и старая интеллигенция, а также представители духовенства, но не всем им суждено было стать подлинными реформаторами и новаторами. Благодаря своему образованию они стояли на несколько порядков выше своих сородичей, основная масса которых консервативно относилась к возможности замены традиционного миропорядка новым, советским строем.
Новизна и неизвестность страшили кочевые массы, которые считали, что изменение или нарушение устоев окружающего и внутреннего мира не может привести ни к чему хорошему, ибо они исходили из убеждения, что всякая перемена означает вмешательство в прерогативу высших сил. Здесь имел место как раз тот случай, когда первые мыслили по законам традиционного мышления, а вторые— по законам более или менее рационального сознания. Вместе с тем нет оснований опасаться, что различия в типе сознания тех и других составляли серьезное препятствие для общения и взаимопонимания между ними, вели к неприятию мыслей и чувств друг друга.
Рядовые кочевники и образованные представители привилегированных сословий не воспринимали, не чувствовали себя на разных уровнях, мирах, как это, например, было между русскими крестьянами и дворянами, интеллигенцией и даже разночинцами. Отчуждение между последними стало чуть ли не самым существенным препятствием для проникновения в деревню передовых идей, революционной идеологии. Неудача «хождения в народ» в 70-е годы XIX в. представляет собой, по-видимому, явление именно этого порядка. Пропаганда народников не нашла большого отклика у крестьян скорее всего по этой причине и кроме прочего еще и потому, что они говорили на разных языках — в прямом и переносном смысле.
Вспомним, что говорить на русском языке в высшем обществе императорской России считалось признаком дурного тона.
Иной была ситуация в кыргызском роде. Разрыв между верхушкой и рядовыми его членами был не столь ощутим или почти неощутим. Кыргызы говорили на одном языке, исповедовали общие культурные ценности, обычаи, мораль, не знали частной собственности, социального неравенства, эксплуатации человека человеком и многого другого, что К. Маркс определял как загадочный для европейцев «азиатский способ производства», не укладывавшийся в его учение об общественно-экономических формациях, созданное на основе изучения европейского опыта
Родовой строй и быт кыргызов в период большевизации
