Большое путешествие Чокана Валиханова. Часть 4



Большое путешествие Чокана Валиханова. Часть 4

СЕКРЕТНАЯ МИССИЯ


Генерал-губернатор Гасфорт согласился тайно отправить в Кашгар своего адъютанта Чокана Валиханова — сведения о соседних территориях интересовали не только сибирские военные ведомства, но и Петербург.

Оставалось, однако, самое трудное — обеспечить успех этому сложному, чреватому многими неприятностями предприятию. И тут на помощь пришел богатый семипалатинский купец Букаш Аупаев. Умный, до тонкости знающий нравы и обычаи среднеазиатских народов, сам побывавший во многих краях, он предложил план, с которым согласились и Гасфорт, и Валиханов. Букаш Аупаев припомнил, что лет двадцать назад из Кашгара был вывезен мальчик по имени Алимбай. По сведениям, осторожно собранным Аупаевым, этот кашгарец вместе со своими родителями так и не вернулся на родину, и родственники, оставшиеся в Кашгаре, ничего не знали о его судьбе. Букаш Аупаев предложил Валиханову принять имя Алимбая. Кроме того, на должность предводителя каравана, караван-баши, он назначил своего верного человека, Мусабая, не раз бывавшего в Кашгаре и имевшего там знакомых, которые всегда могли подтвердить, что Мусабай — честный купец, уже немало товаров распродавший в Кашгаре в прошлые годы. Для верности Валиханов назвался родственником Мусабая. Несколько купцов, вовлеченных в заговор, также выделили надежных приказчиков и слуг.

Пришлось Валиханову обрить голову и заменить щегольский офицерский мундир татарским халатом.

28 июня 1858 года Чокан Валиханов присоединился к каравану в урочище Карамула, что находится неподалеку от города Капал .

В составе каравана было семь приказчиков и тридцать четыре слуги, причем они подчинялись караван-баши.

В количестве людей, которых приходилось посвящать в планы Валиханова, информировать о его новом «происхождении» и родственных отношениях с караван-баши, и заключалась главная опасность: все они поклялись свято хранить тайну, но их было слишком много, для того чтобы она долго могла сохраниться...

Как родственник караван-баши Валиханов-Алимбай получил в управление кош — свою часть каравана —и походную юрту.

1 июля караван снялся и медленно пошел по пикетной дороге к возвышающимся на юге горам Джунгарский Алатау.
Большое путешествие Чокана Валиханова. Часть 4

По Жака-Алтьшэмельскому перевалу караван пересек горы и спустился в пустынную, каменистую долину реки Или, несущей свои воды в озеро Балхаш... Едва глаз успел привыкнуть к суровому пустынному пейзажу, как впереди показалась темная полоска тугаев — густой прибрежной растительности. Тропа вела прямо к переправе, которую содержало несколько предприимчивых казахов. Лагерь разбили на низком песчаном берегу, заросшем тростником, камышами, чием. Вечером с окрестных прибрежных болот, со стариц поднялись тучи комаров. Было их так много, что горячий чай в пиалах мгновенно покрывался серым налетом из трупиков назойливых насекомых, обварившихся на пару, в ушах стоял сплошной звон, а воспаленная кожа горела от укусов. Тщетно Валиханов заматывал голову тряпьем — заснуть ему удалось только на рассвете.

Утром началась долгая, сложная переправа. В плоскодонную, плохо проконопаченную лодку складывали груз, дружными усилиями сталкивали ее на воду, и лошади, привязанные к лодке за хвосты, вплавь перетаскивали суденышко на противоположный берег. Из лодочников только один сидел на руле, а другие занимались более ответственным делом — вычерпывали, обливаясь потом, быстро натекавшую сквозь щели воду... Переправа продолжалась три дня, и немудрено: более ста верблюдов было в караване, шестьдесят пять лошадей, шесть юрт, а товару— на 18 545 рублей серебром.

Еще через семь дней караван прибыл на реку Кегень, стекавшую с Кетменского хребта, в аулы адбановских киргизов...

Китайские власти разрешали всем среднеазиатским народам вести торговлю с городами Алтышара, но примуществом пользовались кокандцы — они даже имели право брать пошлину со всех караванов, а в Кашгаре сидел особый чиновник, назначаемый кокандским ханом,— аксакал, пользовавшийся правами консула и политического резидента. Но торговым караванам разрешалось проходить в Алтышар только из Ферганской котловины, через Кашгарскую теснину. Тяньшанские же тропы были открыты китайцами только для прогона скота, в котором очень нуждались жители Малой Бухна караванных тропах Тянь-Шаня разбойничали и грабили купцов барантачи — разбойники. Поэтому кашгарцы предложили объединиться, и Мусабай охотно согласился на это...

Уже перед самым выходом среди местного населения пронеслась молва, что в семипалатинском караване, идущим в Кашгар, скрывается русский офицер. Прослышали об этом и кашгарцы. Но ни Мусабай, ни Валиханов отступать не собирались.

В последний момент кашгарские купцы вмешались в драку с кокандскими солдатами, пытавшимися получить с них взятку, и многие из них задержались до окончательногоарин.

Поэтому, строго выполняя план Букаша Аупаева, караван Мусабая, разделившись на отдельные коши, занялся меновой торговлей: на русские товары, вывезенные из Семипалатинска, покупали баранов.

Валиханову сразу же не повезло: случайно его кош откочевал в аул знакомого киргиза, который мог опознать в Алимбае русского офицера и сорвать все предприятие. Пришлось Валиханову, сославшись на тяжелую болезнь, двенадцать дней пролежать в юрте, боясь показаться кому-нибудь на глаза. К счастью, все обошлось благополучно, и Валиханов неопознанным перекочевал в другой аул.
Большое путешествие Чокана Валиханова. Часть 4

Около месяца продолжалась торговля, и караван приобрел более трех тысяч баранов. Пора было идти дальше — близилась зима и высокогорные перевалы могли закрыться.

Неожиданно Мусабай и Валиханов встретились с кашгарцами — их караван тоже закупал скот у киргизов. Пришлось открыться им и сказать, что их караван идет в Кашгар. Кашгарцы не только не удивились, но даже обрадовались: по слухам, расследования дела, Мусабай ждать их не стал и, хотя караван увеличился за счет кашгарцев незначительно, всего до шестидесяти человек, или, как велось тогда исчисление, до десяти «огней» (стало десять юрт вместо шести), вышел в путь.

Встреча с кашгарцами растревожила Валиханова и Мусабая не только потому, что до тех дошел слух о русском агенте. От кашгарцев они получили «новейшие», годичной давности сведения о положении в Кашгаре, в ту пору захваченном ходжой Валиханом. Прогнали китайцы ходжу или нет —кашгарские купцы не знали. И Валиханов, и Мусабай понимали, что идти в город, охваченный восстанием, — дело в высшей степени рискованное. Кашгарцы сдержанно выражали свое отношение к правителям родного города — боялись сказать лишнее, памятуя, как легко слетают головы с плеч на их родине. Но Валиханов и Мусабай сами были достаточно наслышаны о свирепом деспотизме и безграничном своеволии, капризности восточных владык...

Из долины Кегеня караван стал подниматься к невысокому перевалу Сан-Таш, ведущему в Иссык-Кульскую котловину. Тропа шла среди невысоких увалов, заросших буйным, густым разнотравьем — тимофеевка, мятлик, ежа, вейник, колосняк сплетались здесь с гибкими, ползучими ветвями подмаренника, с полынью, вероникой, манником.

Над холмами и курганами парили небольшие степные орлы. Осторожные дрофы, издали заметив караван, спешили скрыться. Изредка зорким взглядом охотника замечал Валиханов мелькавших, подобно вспышке пламени, огненных лисиц и невольно приподнимался на стременах, вспоминая охоту в родных степях с беркутом на кожаной перчатке... Кое-где на курганах виднелись старые, ныне оползшие и заросшие травой сторожевые укрепления — круговые валы.

На перевале Сан-Таш, что в переводе означает «считанные камни», Мусабай показал Валиханову два кургана — большой и маленький. Они возвышались рядом, и оба были сложены из обкатанных горными реками кругляшей.

— Издалека принесены, — загадочно сказал Мусабай. — Видишь, здесь нет таких камней...
Большое путешествие Чокана Валиханова. Часть 4

Вечером, у костра, услышал Валиханов от Мусабая старинную легенду... Много веков назад, когда и горы были выше, и реки полноводней, почти весь мир покорился грозному непобедимому завоевателю — Тимур-ленгу, затмившему славу всех других великих полководцев. Большие и малые народы были покорны ему. Но чем больше власти у владыки, тем деспотичней становится он, требуя все новых и новых доказательств своего могущества.

Дошли до Тимур-ленга слухи, что не боятся его и живут свободно народы за хребтами Небесных гор, и огромное войско во главе с самим Тимур-ленгом выступило в поход против непокорных... Странная мысль пришла в голову Тимур-ленгу: он велел каждому воину взять в руки по камню из торной реки и нести его с собой до перевала. Там, на перевале, воины сложили из этих камней высокий курган. Гарцуя на боевом, под кольчугой, ахалтекинском жеребце, вывезенном из Туркмении (так далеко простирались владения завоевателя!), Тимур-ленг с гордостью думал, что воздвиг еще один памятник своему могуществу. Когда-нибудь потомки, пересчитают камни и благоговейно склонятся перед памятью владыки, собиравшего под свои знамена тысячи тысяч воинов...

Много лет провел Тимур-ленг в походах и много новых народов покорил огнем и мечом. Возвращаясь обратно, снова вышел он на перевал, уже всем известный под названием Сан-Таш. И тут новая мысль осенила владыку, и отдал он приказ, чтобы каждый воин взял из большого кургана по камню и положил рядом... Старый курган не уменьшился в высоту, но неподалеку возник второй, маленький, курган, в десятки раз уступавший по размерам первому. Так узнал Тимур-ленг, сколько воинов погибло, покоряя для него чужие земли, а сколько вернулось на родину. Тимур-ленг остался доволен: чем больше солдат погибло в сражениях, тем больше слава завоевателя, тем больше песен сложат о нем степные акыны, тем дольше будут вспоминать его в городах и кочевьях...

Тимур-ленг или другой завоеватель проходил по Иссык-Кульской котловине и перевалу Сан-Таш, Валиханов не мог решить, слушая неторопливый рассказ Мусабая. Он не мигая смотрел в темноту и перед его мысленным взором проносились фантастические видения прошлого... Завоеватель сменял завоевателя, толпами прогоняли рабов по горным и степным дорогам, дымились развалины городов, и серая пыль медленно погребала трупы мужчин, стариков, женщин, детей... Так было. Но не только завоевателями славны были эти края. Когда-то великолепная культура, память о которой сохранится в веках, расцветала под ясно синим среднеазиатским небом. Здесь жили и создавали бессмертные творения великий врач и мудрец Ибн-Сина, непревзойденный поэт и гуманный визирь Навои, здесь бухарские эмиры наблюдали движения небесных светил и составляли астрономические таблицы...

Сложная, запутанная история, в которой самая возвышенная мудрость переплетена с подлостью, с тягчайшими пороками, история народов, создавших прекрасные города, и история деспотов, разрушавших их по своей прихоти... Но что же знал об этой истории Валиханов?..

Почти ничего... Смутные, отрывочные, подчас противоречивые сведения — вот все, чем располагал он... И в глубине души Валиханов злился на себя, ему хотелось своими руками прощупать, своими глазами увидеть каждую пядь многострадальной земли, чтобы поведать всему миру о ее славной и трагической истории... И он клялся себе, что сделает это...

— О чем думаешь, Алимбай? — спросил его караван-баши.

Валиханов вздрогнул и зябко повел плечами.

— Так, — поеживаясь ответил он. — Заслушался тебя. Спать пора, однако.

— Иди, спи. И пусть приснится тебе веселый город Кашгар, — Мусабай прищелкнул языком и хитро сощурился. — Ай-ай, что за город Кашгар! Нигде такой жизни нет, как в Кашгаре...

Но Валиханов вспомнил о ходже, и слова Мусабая не дошли до его сознания.

На следующий день по долине реки Джаргалан караван спустился в Иссык-Кульскую котловину. На северном берегу Иссык-Куля, у реки Кара-Батпак, Мусабая и Валиханова поджидал казачий отряд, назначенный в охранение. Но, боясь, что присутствие вооруженных русских может навлечь подозрение, Валиханов послал нарочного к начальнику отряда с просьбой не подходить к каравану и следовать за ним на расстоянии под видом рекогносцировки местности.

Валиханов не дождался, пока караван выйдет к берегу Иссык-Куля. Пришпорив коня, он ускакал вперед и, свернув с дороги, поехал напрямик к озеру. Путь ему преградила дымчато-серая, с оранжевыми пятнами ягод стена «джирганака» — колючей облепихи, почти сплошным поясом окружавшей все озеро. Лишь кое-где среди
облепихи виднелись зеленые, с гроздьями сизых ягод ветви барбариса, да возвышались метельчатые стебли тростника... Валиханов спешился и, обходя мелкие болота — сазы, увязая в сыпучем белом песке, осторожно пробрался сквозь заросли. Неоглядная лазоревая ширь озера открылась перед ним. Валиханов смотрел и не знал, с чем сравнить неповторимые краски Иссык-Куля. С небесной синью?.. Нет. Небесная синева проще, грубее, весомей... Нежноголубые воды Иссык-Куля мерцали, струились, воспламенялись искрами и словно освещались изнутри, из темной глубины, серебристыми лучами таинственных светильников; озеро жило, вздрагивало, на мгновение хмурилось и снова светлело, как чуткий, на все реагирующий организм. Легкий бриз пригонял к отлогому песчаному берегу маленькие волночки, и они, опрокидываясь на песок, вспыхивали на изломе голубым огнем... A вдали, на противоположном берегу Иссык-Куля, смутно виднелись вершины Кунгей-Алатау, парящие над землей Сподобно темным облакам.
Большое путешествие Чокана Валиханова. Часть 4

Валиханов присел на корточки, зачерпнул воду рукой и притронулся к ней губами: вода была сладковато-соленой, неприятной на вкус... Иссык-Куль, «теплое озеро», даже в самые сильные морозы не замерзает оно, а осенью, когда скатываются с заснеженных вершин ветры, разыгрываются на Иссык-Куле штормы, должно быть такие же, как на море, которого еще никогда не видел Чокан Валиханов...

Медленно пробирался он обратно. Неожиданно с громким карканьем прянул из-под ног и скрылся, сверкнув на солнце фиолетовым пером, фазан-петух. Валиханов вздрогнул, засмеялся и, вскочив на коня, помчался вслед за караваном.




9 сентября, после ночевки на берегу реки Кызылсу, у подножья хребта Терскей-Алатау, караван вошел в Заукинское ущелье, ведущее на перевал, а отряд казаков повернул обратно. Последняя нить, связывавшая Валиханова с родиной, порвалась, и теперь он уже не мог надеяться ни на чью защиту.


Горы Терскей-Алатау, окаймляющие с юга котловину, на две-три тысячи метров возвышаются над уровнем Иссык-Куля, образуя массивную зазубренную стену, лишь кое-где в этой стене прорезаны ущелья, к которым Валиханов не спешил последовать за своими спутниками — словно никак не мог распрощаться с благодатной Иссык-Кульской котловиной, с ее редкими аулами и небольшими пашнями... Записывая в дневник вчерашние наблюдения, он сидел у реки, вдоль которой росли то¬поля; ветер запрокидывал листву, и наветренные края ее сверкали на солнце, подобно рыбьей чешуе. По обе стороны от реки, параллельно горам, тянулись ровные степные пространства, заросшие злаками, полынью; сухо было в Иссык-Кульской котловине — горные массивы притягивали облака, и они проливали влагу над их вершинами. Прислоненные к хребту, неширокие и сильно рассеченные безводными оврагами адыры (позднее они получат и другое, русское название — «прилавки») тоже заросли степными и полупустынными растениями — желтой чилигой, колючими подушками акантолимона, редкими распластанными кустиками вишни, сизыми щетками эфедры со сладкими красными ягодами на безлистых ветках, могильной травой... И только значительно выше в горах, там, куда уже ушел караван, к самой реке спускались заросли шиповника, барбариса, рябины, иргая, а на серо-зеленых, цвета шинельного сукна, склонах появились стройные, похожие издали на кипарисы тянь¬шанские ели...
Большое путешествие Чокана Валиханова. Часть 4

Минувшим вечером Мусабай, пугая, рассказывал, что по ту сторону Терскей-Алатау находится суровая холодная пустыня — сырт. Лежат там вечные, нетающие снега, круглый год морозы сковывают землю и в самый разгар лета случаются снежные бураны. Но самое страшное на сыртах — удушливый воздух, вызывающий болезнь тутек, от которой страдают и люди, и животные. Чтобы уберечься от нее, нужно соблюдать диету и есть как можно больше чеснока.

Рассказ этот менее всего мог смутить Валиханова — где проходили другие, пройдет и он; кроме того, на сыртах уже побывал Петр Петрович Семенов. Но представлялось Валиханову, что находятся сырты на огромной высоте, где из-за разреженности воздуха трудно приходится путникам.

Ночью из каравана пропала лошадь. Мусабай не без оснований заподозрил, что ее похитили пристроившиеся к каравану вместе с бием Джанетом киргизы, и отправил по следу слуг. Те настигли воров в лесу, у костра.

В завязавшейся схватке несколько воров было захвачено в плен, и в том числе брат Джанета. Джанет, сам занимавшийся барантой и имевший громкую разбойничью славу, сделал вид, что рассердился на брата, оставил его в караване, а сам поскакал в аул, обещав немедленно вернуть лошадь, на которой одному из воров удалось скрыться.

Через два дня вооруженная шайка Джанета, насчитывавшая около семидесяти человек, напала на караван.

Ружейные залпы заставили отступить барантачей, унося раненых. Первое нападение было успешно отбито, но все понимали, что это только начало, что впереди предстоят новые столкновения с падкими на чужое добро барантачами.

Выше лесного пояса, там, где тяньшанские ели сменились зарослями туркестанского можжевельника, по-местному арчи, удобная дорога по Заукинскому ущелью кончилась, и начался крутой сложный подъем по склону высотой более тысячи метров. Видневшиеся внизу, на дне ущелья, омытые дождями белые скелеты животных предвещали трудности.

Теперь совсем рядом виднелись ледники, сползавшие с вершин, снежные наддувы, карнизы, Караван ночевал на еще зеленеющем альпийском лугу, но морозное дыхание ледников заставляло тесниться к огню, кутаться в шубы.

Скот поили в маленьком озере - несколько десятилетий назад на его месте был ледник, но постепенно он отступил, и за высоким поперечным валом морены скопилась талая зеленоватая вода.

Утром небо помутнело, и в сером влажном воздухе медленно закружились крупные мохнатые снежинки. Вьючные лошади и нагруженные кладью верблюды скользили по мокрым, потемневшим от тающего снеге камням, и некоторые из них срывались и разбивались насмерть. При подъеме караван потерял пять верблюдов и двух лошадей...

Миновав Заукинский проход, Валиханов, обгоняя караван, выехал вперед и остановил коня. Он попал в другой, необычный и странный мир. Здесь не шумели горные реки и не возвышались скалистые пики. Широкая мягко увалистая равнина простиралась перед ним. Кое-где виднелись небольшие озера, уже затянутые по берегам льдом, тихие реки, изгибаясь между увалами, неспешно текли на восток. Но больше всего поразили Валиханова горы: они не выглядели здесь величественными, недоступными, вознесенными под самое небо. Они начинались тут же, и куполообразные вершины их казались не выше степных курганов. И ледники не сверкали в поднебесье, лишенные всякого великолепия, они выползали, распластавшись, на равнину и на мутно-белой поверхности их виднелись черные полосы и крапины от скальных обломков.
Большое путешествие Чокана Валиханова. Часть 4

С вечера несколько раз принимался идти снег, но ночь выдалась ясная, морозная. Закутавшись в лисью доху,
Валиханов вышел из юрты. Скованный холодом, неподвижный мир лежал перед ним. Низкая, идеально круглая луна щедро светила с подернутого желтизной черного неба. Земля, каждый камень, каждая травинка были укутаны в густой иней, и лунный свет дробился, вспыхивал в кристалликах изморози тусклыми огоньками. Тени от холмов, густочерными пятнами разбросанные по серебристой равнине, казались бездонными провалами. Тишина стояла такая, что промерзший воздух мог захрустеть от движения... Лишь изредка нарушалась она всхрапыванием лошадей да мелодичным звоном колокольчика на шее барана-вожака; но и звон этот, едва начавшись, остывал и льдинками падал на землю... За ночь юрта внутри покрылась инеем, как зимой в родных Валиханову казахстанских степях.,.

Снялся караван в предрассветных сумерках. Мерзлая земля глухо позванивала под копытами, но к середине дня оттаяла, и глина липла к ногам, мешая идти. В полыньях на озерах купались в ледяной воде отважные утки-отайки,
Валиханов не ощущал удушья из-за высоты, и только когда спрыгнул с коня и пошел пешком, почувствовал, что сердце с непривычки заколотилось гулко и тяжело, а в висках со звоном запульсировала кровь... Тихая, скованная равнине лежала на высоте около четырех тысяч метров над уровнем моря...

Нелегко дался каравану путь по сыртам, неспокойно было вокруг, Мусабай обнаружил след каравана, про-шедшего по сыртам двумя днями раньше. Караван шел ускоренным маршем, ночью не разводили огня... Кашгарцы, присоединившиеся к Мусабаю и Валиханову, определили по трупу павшей лошади, что здесь прошли их товарищи, задержанные кокандскими солдатами.

В караване Мусабая отощал, попортил ноги вьючный скот, и на каждой стоянке оставалось по нескольку издохших животных. Десятками гибли бараны...

Теперь Валиханов ехал по тем местам, где до него не был ни один ученый — даже Петр Петрович Семенов не доходил сюда, и он невольно вспомнил о своем наставнике и коллеге, о прощении с ним в Омске. Давно уже живет Семенов в Петербурге, занимается важными государственными делами и едва ли подозревает, что вот именно сейчас, в этот день, в эту минуту, по тяньшанским сыртам, продолжая его дело, едет он, Чокан Валиханов...

Самые большие опасности подстерегали караван у Теректинского ущелья, на южной окраине Тянь-Шаня. Всего шестьдесят верст отделяли ущелье от первого китайского пикета, но около ущелья кочевал гроза караванов, барантач Атеке, киргиз из племени чон-багыш. По совету кашгарцев, Мусабай послал к кашгарскому аксакалу гонцов с просьбой выслать на помощь солдат.
Большое путешествие Чокана Валиханова. Часть 4

Вооруженные киргизы появились сразу же, как только караван вступил в ущелье. Сначала они кружили поодаль, не рискуя приблизиться, а потом вступили в переговоры о выкупе за свободный проход. Вели они себя скромно, не грозили и взяли с каравана всего восемь штук красной кожи. Бывалый Мусабай диву давался, прищелкивал от удивления языком и все никак не мог понять, чем вызвана робость киргизов...

В Теректинском ущелье караван догнал спускающееся в долины лето: дни стояли синие, теплые, зеленели кустарники вдоль реки, и не верилось, что всего сутки назад приходилось утром тщательно обтирать кошмой курчавые заиндевевшие спины лошадей.

У последнего перевала Кок-Кия, когда караван беспечно поднимался на седловину, сзади послышались громкие воинственные крики. Рассыпанная лавой толпа киргизов-всадников обогнала караван и заняла самую узкую часть прохода, преградив каравану дорогу. Это были те же самые киргизы под водительством барантача Атеке, которые так милостиво обошлись с караваном. Некоторые из них джигитовали в сотне метров от занявшего оборону каравана и выкрикивали угрозы, размахивая прямыми шашками (сапами) и копьями. Никто не мог понять, почему так резко изменилось их отношение, но выхода у Мусабая не было: миновать занятый киргизами проход караван не мог, одолеть многочисленную шайку — тоже.

При переговорах киргизы запросили с каравана огромный выкуп и ни на какие уступки не шли. Неизвестно, чем кончился бы затянувшийся спор, если бы вовремя не подоспел отряд кокандских сипаев, посланных из Кашгара аксакалом. И хотя их было всего пять человек, воспрянувшие духом караванщики перешли в наступление и в коротком бою разбили барантачей.

Захваченный в Плен киргиз объяснил причину странного поведения своих соплеменников: прошедший перед ними караван кашгарцев распустил слух, что сзади, следом за караваном Мусабая, идет отряд русских, насчитывающий до двухсот вооруженных всадников. Поэтому Атеке и вел себя так скромно, а аулы его даже откочевали с главной дороги в ущелья — от греха подальше. Лишь убедившись в обмане, Атеке помчался в погоню за караваном.

Предводитель сипаев, токсоба, вручил караван-баши письмо от аксакала и собственноручно надел на Мусабая, Валиханова и других приказчиков халаты, присланные в знак особой милости аксакалом.

От токсоба Валиханов узнал, что Кашгар снова находится под надежной защитой китайцев, а мятежный ходжа Валихан бежал за пределы Алтышара...

27 сентября караван пересек весьма условную в этих районах границу Китайской империи и подошел к первому пикету — маленькой крепости, обнесенной глиняной стеной с четырьмя башнями по углам.
Большое путешествие Чокана Валиханова. Часть 4

Разбили лагерь. Ночью Валиханову не спалось. Ворочаясь на попахивающей конским потом кошме, он пытался представить, что ждет его в этой стране, и невольная тревога теснила грудь, гнала сон. Все трудности и опасности, перенесенные в пути, казались ему теперь пустяшными. А будущее... Если бы Валиханов в детстве лепил снежных баб, у него были бы все основания сравнивать свое путешествие с катящимся снежным комом; чем дальше он шел, тем больше опасностей встречалось ему на пути... Валиханов кряхтел, почесывал узкую ГРУДЬ, и вдруг, будто бы совсем некстати, пришла мысль, что давно пора бы помыться в бане, пусть даже маленькой, протопленной по-черному, с полком над раскаленной каменкой, как во дворе у его омской хозяйки... Мысль эта рассмешила Валиханова и отвлекла от невеселых размышлений. Нет, не скоро ему придется продрать зудящее от грязи тело мыльной мочалкой, сменить грязную, тяжело пахнущую потом рубашку. В походе изнеженный, привыкший к иному укладу жизни штаб-ротмистр русской армии ничем не должен отличаться от своих спутников, живущих по дедовским степным законам и не меняющих нижних рубах до тех пор, пока они не сопреют на теле...

В сторожевом пикете не оказалось китайского офицера, на обязанностях которого лежало подсчитывать и записывать число людей, верблюдов и лошадей, проходящих по направлению на Кашгар. Долго ждали его, но потом китайский чиновник с золоченым шариком на шапке — бошко, получив взятку, разрешил каравану продолжать путь.

Опытный Мусабай допустил, однако, в пикете непростительный промах, последствия которого не замедлили сказаться: он не дал подарка толмачу, и оскорбленный в самых лучших чувствах переводчик послал о них в Кашгар ложные сведения; он назвал их татарами (а к татарам в Кашгаре относились подозрительно), указал, что к пикету вышло всего четырнадцать человек, а не пятьдесят семь, но что на самом деле их более сотни и все они вооружены винтовками.

Не подозревающий дурного караван спокойно шел к Кашгару, минуя невысокие глинистые гряды, кое-где поросшие колючей травой янтак, и, наконец, с одной из них Валиханов увидел вдали синевато-зеленые кущи садов, окружающих предместья Кашгара...

Знакомство Чокана Валиханова с Семеновым-Тян-Шанским. Часть 3


Оставить комментарий

  • bowtiesmilelaughingblushsmileyrelaxedsmirk
    heart_eyeskissing_heartkissing_closed_eyesflushedrelievedsatisfiedgrin
    winkstuck_out_tongue_winking_eyestuck_out_tongue_closed_eyesgrinningkissingstuck_out_tonguesleeping
    worriedfrowninganguishedopen_mouthgrimacingconfusedhushed
    expressionlessunamusedsweat_smilesweatdisappointed_relievedwearypensive
    disappointedconfoundedfearfulcold_sweatperseverecrysob
    joyastonishedscreamtired_faceangryragetriumph
    sleepyyummasksunglassesdizzy_faceimpsmiling_imp
    neutral_faceno_mouthinnocent