Сказание о Манасе. Уход богатыря Алмамбета от своего народа

Уход богатыря Алмамбета от своего народа

В китайском Пекине появился хан по имени Алооке. И сын был подобен во всем отцу, и все дрожали от страха, лишь услышав его голос, и все люди боялись его славы – так он быстро прославился своей жестокостью.

Он начал свои неправедные дела, лишь исполнилось ему девять лет, а в одиннадцать весь многочисленный народ Китая, не выдержав его притязаний, разбрелся по миру кто куда. В тринадцать он посеял в народе смуту, убил монаха и стал править Пекином. Он часто нарушал покой соседних правителей и насильно отобрал у хана Азиза горную долину Кан-Джайлак. С другой стороны, сын хана Эсена Борукоз вышел отважным воином, а несчастный хан Азиз, хотя он и женился шестьдесят раз, аж до семидесяти лет оставался бездетным. Сын Алооке Конурбай пьет кровь со всего мира, сын хана Эсена правит Пекином, а у меня нет наследника, что же это за несправедливость, – причитал хан Азиз, – за что такое наказание. Не приведи бог видеть, как рыдает старый человек; он горько плакал без наследника, его грызла изнутри печаль и тоска, и однажды он, снабдив шестью быстроногими скакунами гонца, послал его с письмом к Карыхану.

Благородный Карыхан взглянул на письмо, а это – весть от кого-то, внизу подпись стоит, от хана Азиза.

"Уважаемый хан Пекина Карыхан, шлю вам, моему единоутробному брату, пламенный привет. Видя мою старческую слабость, видя, что у меня нет заступников – детей, сын Алооке Конурбай, не насытившись остальным миром, стал притязать теперь на мои земли и богатства. Единоутробный мой брат Карыхан, пойми правильно слова своего страдающего брата, разберись в сути, поищи среди многочисленных китайских девушек и найди мне жену из Пекина. И чтобы она родила мне сына, покрупнее Конурбая, посильнее его да помогучее. Если же не найдете мне жену, не поможете мне, не хочу я понапрасну считать себя ханом и находиться в Пекине. Отрекусь я от своего народа и от своей китайской земли, если вы мне тотчас не найдете такую жену. Что мне здесь делать, лучше уеду я к соседним бурутам, из-за того, что у меня нет сына, отрекусь от единоутробного брата.

Я видел унижения от сына Алооке Конурбая, я испытал страдания от сына хана Эсена Борукоз, я претерпел все и от всех. Дальше уже не могу терпеть, Карыхан". Прочитав это печальное письмо хана Азиза, и сразу поняв его состояние, Карыхан тотчас велел бить в барабаны и трубить в горны, приказал созвать всех, поднял всех на ноги и отправил всех искать жену для своего единоутробного брата. Удивленный народ растерянно принялся искать нужную хану Азизу женщину.

Правитель велел открыть все сорок ворот Пекина одновременно, приказал раздать запасы еды, которых хватило бы на весь свет, зарезал тысячи быков и коров, созвал сорок знаменитых кудесников, чтобы они обнаружили нужную женщину, у каждой двери приставил по одному знатоку, чтобы распознали они такую женщину, и собрал в Пекине всех девушек света.

Ни одной женщины меньше тридцати трех лет не осталось дома, ни одной девушки старше пятнадцати лет не осталось рядом с матерью, ни одной китайской мастерицы и рукодельницы не осталось у себя, в горнице.

Хан никак не мог найти нужную женщину, хотя перед ним все шестьдесят дней беспрерывно проходили тысячи и тысячи претенденток. Он еще раз отправил своих воинов по всем городам и весям, чтобы они хоть из-под земли доставили ту, которая нужна.

В Китае, где было сорок ханов, жил еще один хан Соорондук, у которого было двенадцать дочерей. Самая младшая из дочерей, любимица Соорондука, была самая искусная из женщин, и звали ее Алтынай. Алтынай одевалась лишь в халат из золота, она мечтала только о том, чтобы родить и вырастить сына, она грезила и горела желанием о сыне. В один из дней, когда она со слезами на глазах просила бога послать ей детей, перед нею во сне явился белобородый старец. Он показал пред ее очами множество стройных детишек, и тут же ночью, во сне определил ей суженого. Как только стало светать, и солнце озарило лучами землю, Алтынай встала с постели и пошла умываться, а облик ее суженого постепенно померк и исчез. С тех пор прошло три месяца, и семнадцатилетняя Алтынай начала проявлять капризы в выборе кушаний. Как раз в это время искали жену для хана Азиза, и вот богатырь Кутан с железными ушами обнаружил Алтынай и, не взирая на ее сопротивление, схватил ее и доставил к кудеснику. Глава сорока волхвов Шуту, лишь увидав Алтынай, бесконечно обрадовался, и тотчас вскочил на ноги, чтобы заявить:

– Нашли, нашли мы именно ту женщину, которая нужна!

– Да как же выйду я замуж за постылого китая? – зарыдала Алтынай.

Она долго рыдала и никого не подпускала к себе: вытащила булатный меч из ножен и стала рубить всех подряд, кто пытался ее поймать.

После того, как она разрубила шестерых силачей, остальные не осмеливались подходить к ней. Лишь силач по имени Чон Ылама набросился сбоку, да силач Кутан с железными ушами и силач Манкуш с железным лбом скопом навалились со всех сторон, поймали ее и в железных сетях привели к Карыхану.

– Вот эта женщина родит богатыря сильнее и здоровее, чем Конурбай, она построит крепость в этом многолюдном Пекине, родит силача, похожего на сивогривого льва или тигра. Она родит воина, который если уж обидится, то уйдет из Пекина, если же сильно обидят его, то он будет способен даже разбить крепость и сжечь этот многолюдный Пекин. Если мы недоглядели, то пусть бог покарает наши глаза, если мы не все сказали, то пусть бог покарает наши языки, если же мы не то совсем сказали, то пусть бог покарает нас всех, – в один голос затараторили перед Карыханом сразу все сорок волхвов.

Не удовлетворился Карыхан ответом волхвов, их настойчивыми предсказаниями и покачал головой:

– Не лгите, окаянные, предо мной. Если она действительно родит сына, то докажите мне это, укажите на свидетельство того.

После такого повеления сорок волхвов шесть дней держали Алтынай взаперти, не показывали ей даже солнечного света, никого к ней не подпускали, а затем повели ее в условное место, чтобы она там помочилась. И когда они увидели, как струя проделала дырку в две пяди и один палец, удивленные сообщили об этом Карыхану, сказали, что она родит сына, какого не ведала земля со дня ее зарождения. Тогда Карыхан велел немедля сочетать ее браком с ханом Азизом.

Когда же прошло девять месяцев и Алтынай пришло время родить, она, втайне от хана Азиза, приехала к своим родным. Поднимется – болит спина, все тело ноет, ноги ее отекли, но никак она не смогла разродиться. Она вся корчилась от боли, она приготовилась распрощаться с жизнью своей, шесть дней у нее были родовые схватки, и все тело разрывалось. Она уж и смерть готова была встретить без страха, поэтому скрылась она в широкой степи. Там она вдали от людских глаз, вдали от людских пересудов родила Алманбета, который появился на свет со сгустком крови на детских ладонях. В этот день в императорском Пекине разразилось землетрясение, и семь дней подряд беспрерывно лил ливень.

Алтынай надела на шею сыну амулет и, не показывая никому, три месяца воспитывала его у своих родителей, и только затем отправила сообщение в Пекин. На что только не идет женщина, насколько хитры ее замыслы: украсив сына золотыми украшениями, она преподнесла его хану Азизу, при этом рассказав, что родила от него, и сын теперь будет сильнее отца.

Осторожный хан Азиз тут же заподозрил что-то и подумал: "Эта мастерица, к тому же юная красавица, уж не могла ли она родить от какого-нибудь калмака, который часто бродит по ночам, или же от монаха, разодетого в синее платье? Если же от меня родился он, то буду воспитывать его сам, а если же он ублюдок, то отрублю ему голову". Подумал так и, поверив на слово лживым прорицателям, собрал со всего Пекина гостей, открыл собственную казну, рассыпал перед людьми злато-серебро и справил пиршество, какого не видывали люди ни в кои века.

Как он мечтал о сыне, наконец вот обрел его, так что велел надеть на шею ему почетную золотую иконку и отдал на воспитание шестидесяти няням.

К тому времени его гнедая кобыла тоже принесла приплод – жеребенка по кличке Сарала.

Когда Алманбету исполнилось шесть лет, оскорбленный хан Азиз позвал к себе сына.

– Дорогой мой сынок Алманбет, много лет я был вынужден оставаться бездетным. Из-за этого я долго терпел унижения от этого китая, собаки Конурбая. Теперь ты верни мне мои земли, а если не можешь, то хотя бы погибни мужественно. А если вернешься живым, то увидишь ты много хорошего. Внизу у одноглазого есть земля, которая зовется Суук-Тор, там есть озеро Аберден, где обитает шестидесятиглавый дракон, пойди поучись у него. Он научит тебя, как быстро сделать небо пасмурным, как разразить гром среди ясного дня, научит также тому, как сделать, чтобы пуля тебя не брала, и еще он научит тому, как сжигать людей взглядом. Надень золотые доспехи на себя, воссядь на пекинский трон по возвращении оттуда, правь императорской столицей, а если Конурбай посягнет на наши земли, устрани его. Сыночек мой дорогой, честно признаюсь, много людей похаживало туда к дракону, но не было никого, кто бы вернулся живым. Из императорского Пекина множество юношей ходило туда, пытаясь поучиться у дракона, но все они были уничтожены. Садись на скакуна Саралу и поезжай выучись шесть лет.

Так проводил хан Азиз к дракону шестилетнего своего сына Алманбета, надев на него крепкие доспехи, усадив на скакуна Саралу.

Когда поехали к дракону шесть тысяч юношей, поднялись головы с одной стороны, разметался огонь из их пасти, поднялись головы с другой стороны, поднялось огромное пламя вокруг. И сгорели все шесть тысяч юношей, а кто не сгорел, тот умер от страха. Осталось в живых из шести тысяч лишь шестеро ребят. На следующий год поехало еще семь тысяч юношей, погибли тоже все, и осталось их всего семь. На третий год поехало восемь тысяч отважных бойцов, от них осталось в живых всего восемь юношей. И на четвертый год поехало девять тысяч воинов, но их тоже уничтожило огнем, лишь девять юношей вернулось назад. И вот уже десять тысяч направилось к дракону, и все погибли, кроме десяти. Только Коджоджашу, сыну Караджоя, удалось выучиться у дракона, он учился там на три месяца больше, чем Алманбет. Научился он всему, что есть на небесах, а Алманбет лишь выучился тому, как выживать на земле.

Это было в то время, когда Алманбет был в расцвете юности, когда он держал в руках одновременно и золотой меч, и золотой бердыш, когда в ножнах у него был сверкающий на солнце булатный меч хана Азиза

Однажды позвал хан Азиз своего сына Алманбета и сказал:

– Алманбет, сын мой, состарился я, стал уже белобородым, а старому человеку трудно усидеть на коне. Много людей приходит жаловаться. Так вот, сам правь и суди по справедливости. Ты уже не молод, ты уже настоящий мужчина.

Не смея переспрашивать, не смея ему отказать, Алманбет согласился. Какие бы люди ни приходили к нему с просьбами и жалобами, он все дела решал по справедливости и тем стал известен народу. Не только в Таншане, но и во всем императорском государстве стал править он. Несмотря на его молодые годы, его почитали, как старшего, везде ему оказывали почести, калмаки с честью исполнили свой долг и посадили его на трон из чистого золота с золотыми спинками, покрытый красным ковром. Это было в обычае у калмаков: они привели семь человек, чтобы убить их перед Алманбетом и избрать его ханом.

Удивленный этим Алманбет спросил:

– Что это за люди с цепями на шее, со слезами на глазах?

Глава города без промедления ответил ему:

– Это издавна такой обычай у нас. Из великого уважения к вам мы принесем их в жертву во имя славного вашего пути правителя. В знак почитания предстоящих ваших великих завоеваний они будут принесены на жертвенный алтарь.

Пораженный их ответом Алманбет приподнял руку и произнес:

– Если вы собираетесь принести их в жертву ради моего славного пути, то отдайте их мне. Не стоит убивать невинных людей.

Глава города и офицер поникли головой, а удивленный народ долго стоял в недоумении. Заметивший настроение Алманбет обратился к ним:

– Еще рановато приносить людей мне в жертву.

Он встал с места, нахмурил брови и сильно рассердился, с измученным видом направился в свою ставку в сопровождении своих телохранителей.

Однажды хан Азиз еще раз позвал к себе Алманбета.

– Сын мой, Конурбай занял летовья Кан-Джайлак, принадлежащие твоему отцу. Этот заносчивый грубиян никого не ставит за человека, он слишком возгордился. Как же ты потерпишь такое унижение? Чем ты хуже его? Если же он не вернет мои летовья, если тебе не осилить его, то лучше не возвращайся назад и погибни там, твое место в могиле. Ты сел на самого лучшего скакуна, ты оделся в непробиваемую броню, так не давай же всякому топтать нашу землю.

Уязвленный Алманбет, услышав такую речь, тотчас отправился к Конурбаю, думая про себя: "Если хватит сил, заберу я эти земли назад, если не удастся, то я погибну. Если Конурбай сочтет меня равным, он отдаст эти земли, и я верну отцу Кан-Джайлак".

Конурбай, опоясанный ватным поясом, одетый в огромные сапоги, сам объемом с целый шатер, калмак властвовал в те времена над китаями. Он был назначен правителем государства. Слава о нем, как о богатыре в синих сапогах, уже разошлась по всему свету. Любой, увидевший его, терялся, один его внешний вид приводил в ужас людей, глаза его – будто разверстая могила, лоб его – словно бескрайние просторы, выпученные белки глаз подобны сумеречной земле. Он восседал на вздыбившемся Алгаре, украшенном золотыми поводьями, и правил шестью тысячами калмаков и тысячью монголов.

Когда Конурбай стоял со своими многочисленными людьми, Алманбет подошел к ним и с поклоном приветствовал народ. Затем посмотрел на нахмурившегося Конурбая.

– Послушай меня, богатырь Конурбай. Ты верни летовье моего отца Кан-Джайлак. И впредь немного приструни себя. Ты довел племена калмаков и маньчжуров до крайней нищеты, и каким бы ты ни был силачом, это не к лицу тебе. И хан Эсен обирает народ, и ты, Конурбай, унижаешь людей, достаточно с вас, Конурбай. Народ унижен и подавлен, хватит измываться над ним. Приструни свой ход и попридержи свои капризы впредь, богатырь Конурбай.

Оскорбленный унизительными словами Алманбета, Конурбай сильно разозлился:

– Эй, ты, ублюдок хана Азиза, заткни глотку. Что такое земля? Да не отдам я землю! Что такое народ? Чего ты так навострился? Откуда ты такой прыткий? Да я тебе выколю глаза, ну-ка, подойди ко мне, сегодня я напьюсь твоей крови. Желчь твою я распорю, а тебя самого убью. Я нагружу твое тело на верблюда и отвезу тебя в подарок хану Эсену.

Извергая изо рта пламя и сжигая все вокруг, Конурбай зарядил своё ружье и напал на Алманбета. Тот тоже не испугался и с пронзительным криком, оглушающим уши, бросился в бой, выставив вперед копье. Оглушенный криком, испуганный драконьим видом, Конурбай не смог устоять, не смог отвести удар своей пикой, растерялся, затем стеганул коня Алгара и умчался прочь. Маньчжуры и калмаки не на шутку испугались, струсили перед таким нападением и тоже умчались прочь. Догнав Конурбая на берегу Кыр-Кайынды, Алманбет взял наизготовку копье и ударил противника в правый бок, прямо в легкие. Неуклюжий, раненный Конурбай чуть не вылетел из стремян и чуть не упал со своего коня Алгара. В полной растерянности, страшась быть убитым, он без оглядки несся, стегая своего скакуна, и наконец добрался до хана Эсена. Конурбай быстро соскочил с коня и склонил голову перед ним:

– Этот ублюдок хана Азиза разгромил твою каменную крепость, разрушил твой песчанный замок, не с добрыми намерениями он готов уничтожить нас обоих, готов отрубить тебе голову и сокрушить твой трон. Он отберет все наше золото, он принесет нам великие страдания. Если ты не угомонишь эту свинью, если не отсечешь ему голову, отнимет он у нас все, и злато, и серебро. Если обидится он, то наверняка сбежит к проклятым бурутам. Меня же – величиной с гору – он чуть не сбил копьем с коня, чуть не убил насмерть, чуть не выколол глаза мои яхонтовые. Этот сын хана Азиза, если вырастет, не даст нам покоя. Нам придется загрузить вещи на мулов и, смотри, хан Эсен, как бы нам не пришлось скитаться в поисках приюта.

Конурбай, как мог, высказал свою жалобу хану Эсену, боясь дольше оставаться в его ставке, вышел из ставки и поплелся прочь.

Не прошло много времени, и уже Алманбет, навострившийся, словно лев, ворвался в ставку и обратился со словами к хану Эсену:

– Этот калмацкий хан Конурбай загнал народ в нищету, режет людей, как баранов, убивает несчастных, как кроликов. Народ его разбежался по разные стороны, не приведи бог, смута начнется скоро. Найдется ли кто-нибудь, кто остановит этого проклятого Конурбая?



Эсен-хан же сидел на троне и молча слушал его, каждый раз вздрагивая всем телом. Возмущенный Алманбет, видя, что никакого ответа нет, говорил и так и сяк, но его слова не доходили до хана, и тогда он перешел к основному вопросу.

– Уважаемый хан мой, разрешите мне править одним из сорока уделов китаев, – попросил он, называя то или иное ханство, но и тогда не последовало никакого ответа.

– Я назначил ханом Шибээ Ороккыра, ханом Маньчжурии Нескару, Солоона – Борукоз, Тыргоота – Канышай, ханом калмаков – Джолоя, тибетцев – Ламу, монголов – Конурбая, ханом одноглазых Чон Малгуна, – сказал хан Эсен, крепко обидев Алманбета, так строго разговаривавшего с ним, и стал попрекать его. – Сын мой, тебе еще не исполнилось даже двенадцати лет, ты еще не совсем разумен, ты пока птенец, ты пребываешь все еще в детстве, пока рано тебе править людьми, ты все еще глупец. Ты все еще не подрос, поди-ка сначала утри нос.

– Зачем же мне тогда жить, если я даже не могу править одним из сорока племен Китая? – оскорбился Алманбет и выбежал из дворца. – Не хан Эсен, а полупридурок, и не ему править страной. Я думал, он справедливый человек, а он, оказывается, глупец, оскверняющий народ.

Так, пыхтя от злости, он вышел наружу и стал дожидаться, когда хан Эсен тоже выйдет, чтобы отрубить ему голову, и ждал он семь дней. Пока ждал он хана Эссена – юный Алманбет, ему еще не исполнилось двенадцать лет, с маленьким ротиком и томными глазами – увидел высокую, стройную девушку, самую красивую из всех женщин, поддался соблазну и стал заигривать с ней, взял ее за руку. Тогда одетая в красивую одежду, переливавшуюся разными оттенками, будто у фазана крылья, источая от себя благоухающие запахи, Бурулча отвечала ему:

– Послушай меня, Алманбет, ты уже седьмой день стоишь здесь, но от этого тебе никакой пользы. Сегодня мой отец сказал: "Пусть хан Азиз увидит, какой его сын ублюдок. И тогда он собствнноручно убьет его, пусть делает, как он сам захочет, не будем вмешиваться". И все во дворце поддержали его. Ты не слишком доверяй своему отцу, Алманбет, он может заковать тебя в цепи. Лучше найди для себя лучшую землю, подыщи для себя лучший народ. Не возвращайся к отцу, не привязывайся к нему. Если тебе удастся найти такую землю и такой народ, то я готова отвечать за свои слова, и вся моя надежда будет рядом с тобой. Я не отрекусь от своих обещаний и, если только останешься в живых, Алманбет, то я готова ждать тебя, глядя на дорогу, по крайней мере, шесть лет.

Взявшись за руку, две невинных детских души, долго не могли оторвать взгляд друг от друга. Опасаясь палачей Эсен-хана, Алманбет вскочил на своего коня Сарала и, время от времени оглядываясь назад, нехотя двинулся в путь.

Как только прибыл во дворец отца, Алманбет вошел к правителю с поклоном и со всей почтительностью:

– Дорогой мой отец, выслушайте внимательно меня. Взвесив все, я теперь понял многое. Если мы и дальше будем верить хану Эсену, то сам господь нас покарает. Ведь хан, оказывается, дурной человек. Единственный раз живем на свете, всем нам суждено когда-нибудь умереть, но за это время мы можем многому научиться. Я рискну и наберу себе многочисленное войско. Я нападу на хана Эсена и Конурбая. Если думать о будущем народа, то я обязан напасть на них. Позвольте мне это сделать, отец.

Услышав эти слова, испуганный хан Азиз заревел, как медведь, и набросился на своего сына Алманбета:

– Да как ты смел подумать об этом, чтоб я больше не слышал таких слов, иначе я убью тебя самого. Я даже не стану слушать тебя, а прикончу тебя. Не зли меня, а то я вырву твой поганый язык. Я лишь попросил вернуть мне земли, а ты уже напал на Конурбая, главного калмацкого правителя, видать, у тебя недобрые намерения, сын мой? Не смей думать об этом, сынок, если же ты намерен продолжать так, то так и скажи. Если ты думаешь так, то ошибаешься, признайся честно и отрекись от своих слов, сын мой.

Хан Азиз долго причитал, подозревая сына в недобрых намерениях. Разозлившись на отца, уязвленный Алманбет долго страдал от оскорблений, долго молчал и думал, затем сказал:

– Ну, что ж, чему быть, того не миновать. Посмотрю, что мне на роду написано, и уйду к бурутам.

И он, весь хмурый, вышел из дворца. Долго раздумывал, куда бы пойти, затем вошел в покои матери и с горькой обидой в душе стал жаловаться ей:

– Выслушай меня, матушка, цветники в моем саду увяли, драгоценности мои пропали. Противник мой взял верх надо мной, а народ мой несчастный снова остался в беде. Конурбай меня одолел, даже погнавшись за ним, я остался с позором. Да чего говорить про других, коль родной отец на стороне их. Лучше мне погибнуть, если я не смогу уничтожить этих китаев с шариками на шапках.

Алтынай погладила по голове склонившегося пред ней в поклоне сына и поцеловала его в щеку. И она дрожащим голосом стала сына утешать и уговаривать:

– Сынок, послушай меня. Ты единственный у меня на свете. Ты самый любимый у меня на свете. Ты разгневил великого правителя, теперь он не отстанет от тебя. Тигренок ты мой единственный, теперь я поняла, что эта калмакско-маньчжурская земля никогда не станет тебе родиной. Вокруг тебя железные сети, жеребенок ты мой, ты оказался в глубоком подземелье, сын мой. У тебя и терпения не хватило, да и друзей ты не набрал себе. Милый ты мой, единственный Алманбет, ты принес матери столько страданий. Дорогой ты мой, опора моя, найди себе надежный приют, если туго тебе, найди людей, что на помощь придут.

Вдохновленный словами матери, Алманбет вскочил на ноги.

– Если все беды придут ко мне из Китая, что ж делать, посмотрим. Если мне в руки попадется правитель Пекина Карыхан, то я выжму из этого нечестивца всю кровь, – сказал он.

Мать его испугалась и тотчас закрыла его рот ладонями.

– Милый ты мой, единственный, не воюй с Пекином. А если будешь воевать с Пекином, то никогда не оставляй Маджика. Есть в большом лесу пастух Маджик, послушайся меня, сходи к нему. Этого правоверного Маджика приведи с собой, как друга. Этот пастух Маджик из тех, кто до конца будет стоять с тобой против бесчисленных китаев, если ты будешь воевать с Пекином, то это тот воин, кто будет всегда твоим другом. Не воюй с Пекином, а если начнешь войну, то сначала убей меня. Похорони меня поглубже, обними меня напоследок, оплакивай и похорони меня собственноручно, сынок.

Алманбет послушался свою мать Алтынай, сходил в большой лес, нашел Маджика, объяснил ему все, посадил его на гнедую кобылу, мать Сарала, надел на свою мать непробиваемые доспехи, приготовил все снаряжения и оружие. Так они готовились к побегу. Пока они снаряжались в путь-дорожку, правитель Пекина Карыхан, у которого тоже были свои покровители, собрал во дворце всех силачей и богатырей, орал-вопил на них, упрекая их за леность:

– Все нутро у меня пылает, враг нашелся среди своих. Я-то думал, кто же враг, думал, еще не родился тот, кто пойдет против меня, ан-нет нашелся. И не кто-нибудь иной, как этот ублюдок хана Азиза Алманбет. Всем я вам повелеваю, не дайте ему перевалить за Алтай, не дайте ему достичь бурутов. Если же он доберется до бурутов, тогда лет через пять-шесть не миновать нам войны с богатырем Манасом. Если же упустите его, то больше не показывайтесь мне на глаза, все во главе с Конурбаем бегите прочь от меня. Если же удастся вам поймать его, свяжите его по рукам и ногам, не убивайте его, а приведите эту свинью живым в Пекин. Свяжите, закуйте в кандалы и измывайтесь над ним весь путь. Того, кто приведет Алманбета, сделаю самым главным человеком в царстве. Посажу вот на золотой трон здесь в Пекине, надену на голову золотую корону, велю подчиняться всему китайскому народу из сорока племен, сделаю того царем.

Так повелел он, собрав весь китайский народ, снарядил их в путь-дорогу, придал Конурбаю огромное войско, посадил на скакуна Алгару и отправил его догонять Алманбета. После этого Карыхан приказал Нескаре начать войну. Затем он отправил в поход калмака Ламу, дав ему в войско великана Джолоя, с фланга дал Борукоза, с другого – Канджаркола.

Все во главе с Конурбаем, не теряя времени даром, собрались вместе и окружили Алманбета. Если только попадет он им в руки, они готовы упрятать его в подземелье, по приказу правителя готовы расправиться с ним. Алманбет взял свой бинокль и стал наблюдать с горки за действиями бесчисленных маньчжуров и калмаков, злость обуяла его перед таким огромным войском. Глядь, а вокруг – этих китаев видимо-невидимо, словно горный поток, текут они по плоскогорью, словно муравьи, обступают его со всех сторон. Присмотрелся Алманбет, а мечи китаев сверкают на солнце, как тысячи огней, головы воинов колышутся понад землею, как мощный поток. Будто трава растет, войско все увеличивается, словно землю окутали железной бронёй, от бесчисленного количества их, как над крепостью, не может пролететь даже птица. А у Алманбета нет даже войска, некому защитить, даже поддержать его, нет ни родственников, ни друзей. Бедный Алманбет печально смотрел на приготовления к битве, не зная, что делать.

Опоясанный ватным кушаком, одетый в широкие сапоги, с надменным видом Конурбай, самый главный над всеми калмаками, важно натягивал золотые поводья, едучи на Алгаре. Он разделил войско на несколько частей – большую часть с атакующими китаями, и на силачей, бесстрашно колющих своими копьями, и на метких стрелков, бьющих прямо в лоб, и приблизился с этим войском к Алманбету.

– Если суждено мне погибнуть, то я погибну в сражении, – решил Алманбет, тотчас понявший замысел врага, он не стал дожидаться и, весь полон сил, сел на своего скакуна Саралу, хватил его ударом плети и достиг Конурбая прежде пущенной стрелы, затем пронзил копьем его в бок. Конурбай уж было упал с коня, пронзенный меткою стрелой, и гибель вот уж была близка, только кудесник правителя Джоокулук прежде смерти его достиг и успел его подхватить, не дав ему дух испустить. Когда успели спасти Конурбая, китаи набросились на Алманбета, чтобы схватить. Они пускали в него стрелы, как дождь, они пускали в него пули, как град. Но и Алманбет не хотел легко сдаваться: он искусно отбивался, конь его Сарала аршинами мерил расстояние. Богатырь догонял калмаков и отрубал им головы, доставал копьем и пронзал их насквозь, кровь спускал со всех маньчжуров и китаев, и тогда враги бежали наспех, пытаясь спасти свою жизнь.

Когда они достигли местности Ит-Олбос, когда началась настоящая бойня, одновременно шестьсот копий вонзились в Алманбета, все тело его обагрилось кровью, множество бердышей настигли его, голова вся была, что ведро крови, и, кроме Саралы, некому было его защитить. Лишь только сейчас разгоряченный Сарала, опустив вниз голову, будто архар, рванулся и вырвался вперед, тогда навстречу ему поскакали семеро силачей во главе с маньчжурским ханом Нескара и калмацким ханом Джолоем. Алманбет всех семерых нанизал на свое копье. Но от удара одновременно по семерым, копье его изогнулось, тело его опрокинулось, конь из-под него вынырнул, богатырь выскользнул из седла, ноги выскочили из стремян, и он не успел схватить свой бердыш, не успел снова вложить ноги в стремена. В это время, взрывая землю копытами, весь напрягшийся Алгара мчался за ним, а на нем сын Алооке Конурбай, словно птица, летел с устрашающим грохотом. Китаев тьма, а он один, некому придти к нему на подмогу, Алманбет уж распрощался с жизнью, когда эта тьма окружила его со всех сторон.

Вот тогда одетая во все белое Алтынай, готовая умереть за сына, решилась защитить его. Она не мыслила жизни без своего сына, поэтому она скрутила косы на макушке, села на свою гнедую кобылу, взяла в руки отделанное красным бунчуком копье и стремительно пустилась вперед, наперерез головорезам Алооке. Она мчалась, нацелившись на черного скакуна Конурбая, на боевого коня негодяя, прицелилась в грудь ему, ниже сердца и выше печени. Если убью коня, то убью и его самого, думала она и устремилась бестрашно вперед. Когда приблизилась вплотную, она сильным ударом вонзила в негодяя копье. Даже лучшие воины не посмели бы напасть на Конурбая. Прежде не сражавшаяся в кровавой битве Алтынай, бедняжка – смелая душой, но неопытная в бою, в последний момент зажмурила глаза. Острое копье попало чуть ниже цели, и оно успело лишь оторвать кусок мяса с лучевой кости.

Необыкновенный конь Алгара помчался на трех ногах, уж распрощавшийся было с жизнью огромный китайский великан чуть не сошел с ума от страха и поспешно умчался за перевал.

Весь пылавший от гнева Алманбет, увидев, как тот улепетывает за гору, непрестанно стегал своего любимого скакуна Саралу и гнался вслед, не отставая, пока, наконец, не настиг его у ворот Пекина.

Прицелившись пониз кованных из золота лат, туда, где могла быть поверхность лопатки, где могло быть место, где находятся легкие и печень, или край сердца, он вонзил копье в Конурбая. Получив прицельный удар, Конурбай, словно гора, выскочил из седла и очутился на гриве коня.

Как раз в это время с плачем и воплем, премного беспокоясь, верхом на коне Когала бедный друг Маджик высматривал Алманбета, он искал его. Только было собрался Алманбет броситься снизу на Конурбая, перевернуть его с коня, как Маджик догнал друга и попытался остановить его. Тот рванулся из рук его, с неистовством метал громы и молнии вокруг себя.

– Эй, Алманбет, попридержи коня. Ты разве не заметил с самого начала, что конь Конурбая крылат, этот черный скакун просто так себя догнать не даст. Если Алгара захочет бежать, его уж не догонит даже ветер. У этого негодяя конь, которого ни одно животное не догонит, разве только птица попытается его обогнать. А самого богатыря, тебе, по правде сказать, догнать можно, но не одолеть. Этот хитрый сын Алооке старается вовлечь тебя в погоню и затащить в свой умело расставленный капкан. Сам он ворвется в город и захлопнет за тобой ворота. Вот тогда, друг мой Алманбет, его силачи все окружат тебя и разделаются с тобой, как того сами захотят.

Придерживая Саралу за узду, объясняя про хитрость и коварство Конурбая прямо на ходу, Маджик едва удержал Алманбета – лишь за версту от входа в ворота Пекина. Когда они возвращались назад, увидев гнедую кобылу, стоявшую одиноко, без хозяйки, Алманбет что есть силы вскричал от ужаса и горя.

Они с Маджиком спешно стали искать Алтынай. Везде обыскали, но матери богатыря не видно было и следа. Вдруг они заметили толпу китаев, которые, погрузив тело Алтынай на мула, радостно возвращались, торжественно отбивая барабанную дробь.

Взбешенный от горя Алманбет догнал китаев и стал крушить врагов, погнался за остальными и тоже уничтожил их всех до одного, и вот он наконец отбил бездыханное тело матери. Бедная Алтынай, пытаясь помочь сыну, в неравном поединке оказалась лицом к лицу с метким стрелком Караджоем, и тот прицельным выстрелом убил ее. Все тело тряслось у Алманбета при виде мертвой матери, он то рыдал от горя, то терял сознание, то бил копьем о землю, то крушил вокруг себя камни. Но бессилен человек перед смертью, ему всего лишь оставалось беречь себя и бежать отсюда. Опытный Маджик приподнял Алманбета за локоть. Тем временем, откуда ни возьмись, полчища китаев и маньчжуров хлынули на них и обступили со всех сторон, словно водный поток.

– Если я стану снова воевать с китаями, тогда тело бедной моей матери останется на растерзание хищников, кости не будут схоронены и останутся разбросанными по пустыне. Я не должен допустить такой насмешки этих многочисленных китаев, – так решил образумившийся Алманбет, положил тело матери на кобылу, и они с Маджиком скрылись в лесах Чон-Токоя.

Там они зарезали гнедую кобылу и схоронили вместе с матерью.

Когда наконец рассвело и кругом стало светло, они собрались было пуститься в путь, но тут оказалось, что их окружили полчища китаев. Те перекрыли им все пути, чтобы негде было пройти. Тогда разъяренный Алманбет, потеряв всякую надежду на то, что выживет, собрался с силами и заорал, призывая Маджика к сражению:

– Видать, нам суждено погибнуть здесь, в лесу, но я эту погибель просто так им не снесу! Чем оказаться в плену у кара-китаев и маньчжуров, чем быть пленниками у них и терпеть издевки, лучше, дорогой мой друг Маджик, рванем вперед и ускачем в горы к бурутам.

Алманбет, вспомнив про магию, наслал град в низину, наслал ветер на горную вершину, укрыл туманом все пути-дороги и умчался вместе с Маджиком в неизведанные дали.

Поиск по сайту... Сказание о Манасе. Провозглашение Манаса ханом