Сказание о Манасе. Рождение Манаса.
Рождение Манаса
О, как тяжело умирать, не оставив после себя потомство! Даже животным дана такая участь, а человеку тем более, и вдруг ты лишаешься этого дара природы, дара судьбы, и все богатство, нажитое тобой, все состояние попадает в руки совершенно чужих людей, и после тебя уже не произнесут имя твоего потомка, после смерти не послышится плач родных детей и не будут прочитаны молитвы за упокой твоей души.
Так думал бай Джакып, и его душа не могла успокоиться, и он, обиженный на судьбу, трусцой ехал домой на своей яловой кобыле Туучунагы.
"Днем и ночью я работал, чтобы накопить себе богатства. Честным трудом, неустанной заботой и собственным потом я набрал несметное количество домашнего скота. Ну, а если у меня нет потомства, которое бы унаследовало все это богатство, у меня нет наследника, который пользовался бы всем этим изобилием, у меня нет сына, который бы заплакал-зарыдал после моей смерти… Неужели я так и умру без потомков, исчезну с лица земли без наследников? Кому я пожалуюсь, что умер бобылем? Кто выслушает мои сетования?"
Джакып вдруг горько зарыдал в степи от безутешной печали. Губы его дрожали, и из глаз ручьями текли слезы, омывая его бороду.
Никуда не сворачивая с пути, не обращая ни на кого внимания, он приехал к себе. Привязав коня, сразу же вошел в дом. Заметив потускневший взгляд старика, жена его Чыйырды, хоть и знала, в чем его печаль, сделала вид, что ни о чем не догадывается.
– Муженек, что так омрачило вас, почему вы в печали? – спросила она.
Сердитый Джакып буркнул:
– Эй, ты, дурная голова, неужели ты сама не догадываешься? Некого нам приласкать-приголубить, нет у нас с тобой детей. Нам ни разу не удалось услышать детского плача. Одни живем как перст, я же слыву старыми бобылем. Люди судачат, что ты бесплодная, они проклинают нас за бездетность, наше богатство – за бесполезность. Надеялся, что хоть от второй жены будет прок, и женился на Бакдоолот. Но все мои старания тщетны, нет у меня детей ни от одной из вас, так как же мне не плакать, как мне не горевать?
Голос Джакыпа задрожал, и он разрыдался, голося так, что стало его жалко.
– Да, муженек, с юных лет мы с тобой женаты, а теперь вот состарились. Я тоже всю жизнь мечтала услышать крик ребенка, но не получается. Ладно, я так и осталась бесплодной, но ведь и Бакдоолот, твоя вторая жена, на которую мы оба надеялись, пока тоже не думает рожать.
Только успела она вымолвить эти слова, как вошла Бакдоолот. Она сразу поняла суть дела и тоже стала жаловаться на судьбу:
– Муженек, моя доля ничем не отличается от доли моей сестрички. Сколько я не надеялась, сколько не молилась господу, просила мне дать детей, но так и не смогла осчастливить тебя.
– Бакдоолот, как ты терпишь, когда про тебя говорят, что ты бесплодная? Лучше бы ты выпила яду и умерла!
В сердцах Жакып наговорил своей младшей жене слишком крепкие слова.
– Муженек ты мой, если сестрица моя бесплодная и если она этого не стыдится, то чего же мне-то стыдиться? Сколько проплакала, что нет детей, не внял господь моим словам. Слава богу, хоть богатства у меня достаточно, да и сама я молода, а дальше увидим, что бог преподнесет.
– Получеловек я! Оказывается, без детей свет не мил. Если нет у тебя детей, пусть пропадет весь мир. Мой отец Ногой был ханом, лошадей у меня было без счета, как сыр в масле я катался. Э-э, камнем бы мне в прорубь, чем сыром в масле. Та дура-баба молодостью своей кичится, эта баба-дура старостью своей меня попрекает. Бесплодное дерево, оказывается, ничем не лучше дров.
И бедняга Джакып так ни с чем и остался.
Бакдоолот, обидевшись на них двоих, с надутым видом вышла из дому. Видевшая все это старшая жена, не зная, что ответить, вся тряслась, градом лились ее слезы. Выплакав все глаза, она наконец посмотрела на Джакыпа.
– Муженек ты мой, возблагодарим бога. Соберемся мыслями и очистимся от всей грязи. Помолимся, попросим бога, возможно, он и смилостивится.
Чыйырды вышла, помылась-почистилась, а ночью улеглась, ухватившись за ворот, и всю ночь молила бога.
Через несколько дней после этого, в ночь предопределений, когда перевалило за полночь, бай Джакып увидел сон. Из глаз бедняги Джакыпа градом полились слезы.
"Господи ты мой, я готов отдать все мое богатство, весь мой скот, готов все раздарить сиротам и вдовам, всем несчастным. Сделай так, чтобы все, что приснится мне, стало явью, о господи", – просил он всю ночь.
Встав рано поутру, он пришел к главе сорока семей Акбалте и от радости, со слезами на глазах вещал:
– Балтаке, бог мне дал бесчисленное множество скота, но не дал ума в голове. Яков у меня набралось девяносто тысяч, а остального скота – и того больше. Слава о моем богатстве гремит на весь люд. Но нет у меня сына, который бы владел всем этим богатством и, произнося молитвы, причитая, оплакивал бы меня после смерти. Годы идут, и я постепенно теряю силы.
– Уважаемый Джакып, разве дитя вы малое? Будьте благоразумны, будьте же терпеливы.
Акбалте стало жалко Джакыпа.
– Эх ты, Акбалта-аке. Сколько я до сих пор плакал, выплакал столько слез, сколько горевал. Уже пора бы услышать самому господу богу. Ночью мне приснился сон, Акбалта-аке. Давайте сегодня соберем народ, и пусть он растолкует мне мой сон. Даст бог, может, исполняться мои мечты.
– Истину глаголете, уважаемый Джакып. Да обернется ваш сон явью, и господь исполнит все ваши мечты.
– Спасибо, Балта-аке, да сбудутся ваши пожелания.
Акбалта собрал в доме Джакыпа все сорок семей кыргызов. Чтобы хватило всем, зарезал тот яловых кобыл, сотню трехлетних валухов с огромными, как котел, курдюками. Четыре вида скота, включая верблюдов, раздал он сиротам и вдовам, обездоленным и бедным. Когда все наелись, и у всех было приподнято настроение, выпив кумыса и разогнав тоску, попросил Акбалта людей благословить Джакыпа, и начал речь так:
– Дорогие мои соотечественники, баю Джакыпу ночью привиделся сон. Теперь он просит вас растолковать этот сон, что вы по этому поводу думаете?
Многие тотчас подхватили:
– Пусть говорит, – молвили белобородые старцы.
И начал бай Джакып рассказывать свой сон:
– Уважаемые, привиделся ночью мне такой сон. Бог даст так, что сон обернется явью, тогда освободимся мы от калмаков и доберемся до нашей родины Ала-Тоо, до нашего кыргызского народа, который носит белые калпаки. Видел я во сне, что поймал птенца беркута. Хвост и оперение у него было золотое, шпоры – что булатная сталь, когти же – словно железные кинжалы. Когда завязал я его ноги шелковыми путами, он весь заблистал, как сказочная птица; когда я снял наглазник, он вмиг растерзал волка и тигра, медведя и кабана. Ни одна пернатая не осмелилась ослушаться его, и все подчинились ему. Так стоял я на вершине самой высокой горы и держал в руках разящий меч Зулпукор.
Махнул мечом и все кругом загорелось синим пламенем, черные скалы рухнули и превратились в песок. На правой руке я держал солнце, на левой – луну.
Так закончил свою речь бай Джакып.
– Хорошо растолкуйте мне сон, почтенные аксакалы…
И стар и млад замолкли надолго. Старцы смущенно гладили бороды и мешкали. Вскоре вскочил с места радостный Акбалта.
– Дорогие мои земляки! Видать, бог дает нам избавление. Вероятно, нам скоро предстоит путь на родину, где мы раньше жили. Наверное, мы возвернемся к своему народу, давшему нам жизнь. Дорогой наш Джакып, если ваш сон действительно имел место, то считайте, что господь жалует нас. Если бог подарит кыргызскому народу подобного льву сына и станет оберегать его, то скоро мы избавимся от плена кара-калмаков и маньчжуров, все отнятое вновь вернем, все рассеянное снова сберем, снова зажжем огонь в наших очагах и вернемся к прежней благодатной жизни. А то, что вы стоите на вершине, дорогой вы наш Джакып, значит, что вы обретете свое величие и одолеете всех врагов. То, что вы держите в руках птенца беркута, означает, что у вас родится сын. И станет тот сын ваш отважным воином, мужественным львом. И отомстит он врагам нашим за наши страдания и унижения. А то, что вы держите в руках меч Зулпукор и на ладонях у вас солнце да луна, означает, что сын ваш станет героем, будет править всем миром под этим вечным солнцем и луною. Да сбудется все это воочию!
Все сорок кыргызских семей, которые сидели там, в один голос дали благословение.
Когда бай Джакып, Бакдоолот и Чыйырды остались дома одни, последняя спросила:
– Дорогой ты мой, да благословит нас бог, будем взаимно щедры. Сколько лет взывали мы к богу, чтобы он нам дал сына.
– Правильно говоришь, женушка, нам только казалось, что мы живем.
Джакып тоже не скрывал радости. При виде его сияющего лица Чыйырды изложила то, что раньше носила лишь в себе:
– Вот и я о том же, дорогой ты мой. Восхвалим бога. Зарежем часть скота, которого видимо-невидимо. Ту часть, что останется, раздадим людям. Также раздадим несчастным и обездоленным все богатство, что гниет у нас в сундуках, милый ты мой. Разве мы видели кого, кто бы после смерти забрал с собой на тот свет свое богатство?
Бай Джакып аж вскочил с места.
– Да ты что, Чыйырды? Ты о чем здесь болтаешь, будто уже собралась мне родить сына, а? Что мне теперь выбросить на ветер все накопленное из-за того, что мне приснился сон? А сына-то ведь еще нет. Ты думаешь, богатство на дороге валяется, а, старуха? Я еще не готов справлять той за пока что не родившегося сына.
Бай Джакып вновь переменился в душе, отказался от своих слов, сказанных утром, и в нем победил стяжательский дух.
– Да что ты говоришь, дорогой, я ведь тоже видела сон. Господь бог растопит лед в твоем сердце. Зачем нам цепляться за лишнее богатство, если некому его унаследовать? Завтра снова соберем мы народ и зарежем хотя бы сорок-пятьдесят из скота.
– Слушай, Чыйырды, не у калмаков же мы отбираем лошадей. Как же я зарежу столько скота, будто жена мне родила сына? Не китаи же нападают на нас. Как же я зарежу столько скота, будто отдаю я свою дочь замуж?
Бакдоолот тоже обступила мужа с другой стороны.
– Муженек, образумься, дорогой, это Бакдоолот тебе говорит: не сорок, а целых восемьдесят бы ты зарезал, чтобы справить пиршество. Разве ты забыл, что тебе уж стукнуло пятьдесят? Разве не рабы распоряжаются твоим скотом и твоим разумом, старый ты бобыль?
жакып удивился, услышав такие слова от Бакдоолот.
– Уговорили-таки две ведьмы, обложили с двух сторон. Ладно уж, не остается другого выхода, как согласиться. Вы обе верно служили мне, послушаюсь-ка я вас.
Джакып встал, подошел к насупившейся Чыйырды и помог встать ей.
– Не огорчайся, моя старушка, даст бог, снова восполним потерянное. Не печалься, моя старушка, даст бог, снова обретем мы желанное.
С тех пор время промелькнуло, как одно мгновение. Бог смилостивился над Джакыпом и его старшей женой – в один из дней Чыйырды начала уже выбирать пищу.
На радостях бай Джакып зарезал упитанную кобылицу, с мясом в четверть аршина, старуха даже не взглянула. Еще пуще обрадовавшись, он зарезал верблюда с полными жира горбами, старуха даже не попробовала. К разным яствам на дастархане, к меду и сахару даже не притронулась.
Она начала сохнуть изо дня в день. Единственным ее желанием было съесть сердце леопарда. Она все плакала и причитала, требовала принести ей мясо тигра, просила положить в котел и сварить, говорила, что все мясо съест, обещала ничего более не просить. Молила она так, и всех кыргызов привела в замешательство.
Богатей Джакып распродал весь свой скот, все драгоценности, припрятанные на донышке золотых сундуков, и на вырученные деньги разослал своих джигитов в разные стороны, чтобы они добыли сердце и мясо тигра. Когда увидел, что от этого нет толку, порасспросив людей, поехал сам на Алтай и нашел там меткого стрелка Джанчара, рассказал ему о желании своей жены, пообещал отдать ему все, чего захочет, и отправил его на озеро Арал в Алтае. Охотник три дня и три ночи бродил по сосновым лесам в горах, обрыскал все густые заросли, подстрелил тигра, у которого только хвост был длиной в шесть маховых сажень, и вернулся с ним назад.
Сорока семьям кыргызов повезло, то, что искали, нашлось, наконец с трудом добыли сердце тигра и угостили им Чыйырды.
Не давая никому дотронуться, никого не подпуская близко, Чыйырды важно подошла с толстым брюхом, положила сердце в медный котел, сама разожгла костер, не дожидаясь, пока разварится мясо, достала его и, не поделившись ни с кем, сама все съела. Да и две чаши бульона сама выпила. Старуха наелась вдоволь и, разомлевши, легла спать.
Бай Джакып обратился к собравшимся:
– Дорогие мои соотечественники, нам повезло, что мы смогли найти мясо тигра. Даст бог, родится дитя живым и здоровым, ниспошлет создатель ему благоденствие, вырастет он юношей с сердцем, как у тигра. Все, что я накопил в своей жизни, все – ваше. Единственная у меня есть к вам просьба: живем мы на чужбине, вдали от своего народа, живем мы среди врагов наших, среди кара-калмаков и маньчжуров. Никто не должен знать, что жена бая Джакыпа съела сердце тигра. Иначе они перебьют и без того малочисленное племя кыргызов, уничтожат всех, бедную старуху Чыйырды же увезут в Пекин и будут измываться над ней, приговаривать, так вот она у вас какая, что съела сердце тигра. А то, может, и убьют, распорют ей живот, чтобы у кыргызов не было сына, подобного тигру.
Тогда встал со своего места Акбалта:
– Милые мои земляки! Истину глаголет бай Джакып. И в преданьях так сказано, да и наши многое перевидевшие старцы так говорят, что у старухи Чыйырды родится тигроподобный сын, храбрец, подобный сивогривому волку. Так что скоро у нас появится на свет богатырь, который вернет нам былую славу, заберет обратно то, что было у нас отнято, появится герой, который будет опорой кыргызам, который станет нашим знаменем, дорогой мой народ. Так что будем живы – увидим. А теперь хлебом поклянитесь все вы, что никому не расскажете, как Чыйырды съела тигриное сердце.
И все, кто был там, стар и млад закричали в один голос:
– Да будет проклят богом тот, кто не сможет сдержаться и сболтнет про это, да разорится он, пусть погибнет весь его скот, и иссякнет весь его род!..
Прошло девять месяцев и девять дней с тех пор, как был зачат ребенок. Зарезали сивую кобылицу, установили золотой шест, собрались соседи и стали дожидаться родов. Бай Джакып собрал все сорок семей кыргызов во главе с Акбалта и обратился к народу:
– Дорогие мои соотечественники! Прошло много лет с тех пор, как я женился и обзавелся своим домом, стал жить отдельной семьей. Завел себе огромное количество скота, заимел бесчисленное множество богатства. Я ничем не был хуже каждого из вас, я был ровней каждому из вас. Единственный был недостаток у меня – не было у нас с женой детей, и я не мог обнять собственного сына. Не приведи бог умереть мне от разрыва сердца, когда услышу детский крик, и моя старушка разродится. Не дай бог от радости распрощаться с жизнью в тот момент, когда мне впору наслаждаться ею.
– От радости сердце не разрывается, от счастья жизнь не прерывается, уважаемый Джакып. Мужайтесь, – начал было успокаивать Акбалта, но Джакып, как заведенный, бросил следующие слова:
– Сердце у меня почему-то бьется не так, Акбалта-аке. Чего я здесь стою, лучше пойду к своим лошадям. Если жена моя благополучно разродится и если окажется девочка, то не стоит себя утруждать и звать меня. Только скажите, что остался бедняга Джакып без наследника. Если же родится мальчик, то это божья благодать, это не только моя радость, а радость всех кыргызов. Режьте скота, сколько захотите, берите богатства, сколько душе угодно, и справляйте большой той. Кто первый принесет мне весть, тому сколько захочет скота четырех видов. Для сына я ничего не пожалею, даже голову свою и весь скот, дорогие мои.
Так сказал бай Джакып и отправился к своим лошадям. Забот у него тысяча и дум у него с десяток, ходил он туда-сюда, не находя себе места, затем стал собирать лошадей, чтобы как-то унять биение сердца. Время от времени он поглядывал в сторону села. После полуночи он надел путы на коня своего, отправил его пастись, а сам долго молился и просил бога о помощи. Через некоторое время, подложив под голову седло, улегшись головою на запад, укрывшись верхнею одеждой, он уснул.
Между сном и явью бай Джакып увидел белобородого вещуна.
– Эй ты, богатей Джакып, вставай и благодари бога. Он вам со старухой дал то, что просили. Он внял вашим мольбам о сыне. Сегодня у тебя родится сын, дай ему имя Манас. Будет жив-здоров, весь мир будет в его руках. Он уничтожит любого, кто будет противостоять ему, добьется всего, чего захочет. В мириадах миров никто не осмелится напасть на него, перечить ему; он будет во всем везуч; щедрость его души широка как река, глубина его души глубока как море, высота его души, словно скала; будто стрела, вонзится он в своего врага, а от меча его при взмахе будут разлетаться искры; звать его будут все богатырь Манас. Среди твоих десятков тысяч лошадей есть саврасая кобыла, которая уже много лет не плодилась, так вот, она разродится. Жеребенок ее станет лихим скакуном, и не будет он изнемогать на дозоре, не будет ослабевать в сражении, не будет уставать по полгода, не будет стареть даже в шести десятках лет.
Вместе с твоим сыном он родится, в один день с ним на свет появится. Не будет лучшего коня для твоего сына: и долгие походы, и кровавые сражения – все вынесет он, все выдюжит. Еще одно условие есть, богатей Джакып, запомни это накрепко: пока не наберется сил твой сын, пока не окрепнет и не возмужает, пока не станет крепким богатырем, пока не исполнится ему двенадцать лет и пока не признает его весь кыргызский народ, никто чужой не должен знать о нем. К чему я все это, дальше сам поймешь…
Белобородый старец исчез, словно растворился в тумане. Проснулся бай Джакып, осмотрелся вокруг, а никого и нет. Джакып наложил пояс на шею и с полной покорностью взмолился к богу:
– О, мой создатель, прости меня за все грехи. Помоги исполниться всему, о чем говорил святой старец, и да родится у меня сын. Господи, внемли моей мольбе на старости лет.
Он встал лишь тогда, когда рассвело, наконец, и вокруг стало светло. Он ходил взад и вперед, не зная, что делать, не в силах успокоиться. Затем он направился к лошадям. В небольшой впадине, рядом с пасшимися лошадьми, тихо ржала и оберегала своего только что родившегося жеребенка саврасая кобыла, которая уже много лет не плодилась.
Увидев красоту жеребенка, его стать и силу, восхитился бай Джакып. Он понял, что со временем жеребенок станет боевым конем с огромными копытами и широким крупом, а если всадник будет ему под стать, то он останется неустанным в бою и крепким на скаку. Понял он, что сон начинает сбываться, и возрадовался про себя.
Прошло некоторое время, и у Чыйырды начались схватки. Когда плод переворачивался, позвонки её стонали, а все сорок рёбер трещали, будто норовили сломаться. Душа женщины ушла в пятки, держится она крепко за шест, уж и не надеется на счастливый исход, каждый раз, как перевернется плод, она истошный крик издаёт:
– Да это и не ребенок никакой, а несчастье на мою грешную голову... Не смогла родить в свои молодые годы, вот и беда мне на старости лет.
С места порывается вперед, истошно орет так, что даже знахари и знахарки не в силах совладать с нею, все тело ее в судоргах бьется, с глаз слеза льется, все тело в капельках пота.
Семь дней длились схватки, особенно устали все те, кто был рядом. Ждут не дождутся, надеются, что вот-вот она разродится.
– Потерпите немного, матушка. Кажется, роды на подходе, – утешала Бакдоолот, с утра ухаживавшая за роженицей, и оттого вся в поту.
– Милые мои, боюсь, не выживу. Тяните покрепче за поясницу!
Чыйырды, как не старалась держаться, не в силах вынести все это, зарыдала. Сразу вслед за этим раздался плач ребенка. От его визга задрожала вся юрта в двенадцать полотнищ, затрещал весь купол и, казалось, горы готовы упасть.
– Мальчик или девочка, поскорее скажите, пожалуйста, на милость.
Чыйырды, едва подняв голову, взмолилась.
– Мальчик, мальчик, матушка...
Женщины затараторили в один голос.
Всю жизнь ожидавшая эти слова Чыйырды закрыла глаза и утихла.
От радости Канымжан попробовала было завернуть ребенка в свой платок и взяла его за руку, но тот отдернул свою руку назад, как взрослый юноша.
– Эй вы, женщины, да помогите же завернуть ребенка, а то расселись, словно ждете чьей-то помощи.
– Не можешь завернуть, так отдай его сюда. Кроме как языком плести, больше ничего не умеешь.
Бакдоолот полушутя-полусерьезно подтрунила над сношеницей, попыталась приподнять ревущего ребенка. Ее спина выпрямилась, будто она подняла пятнадцатилетнего юношу. Всю жизнь мечтавшая о ребенке Бакдоолот поцеловала благословенное дитя.
– Да дайте же ребенку пососать грудь, чтобы не плакал, – сказала одна из старух.
– Бакдоолот, погоди немного с молоком, – обратилась к ней Чыйырды, приподняв голову. – Принеси, пожалуйста, ребенка.
Перед глазами Чыйырды возник случай, который произошел чуть ранее. Тогда перед ней предстал старец с огромной белой бородой, до бровей и ресниц весь седой и с румяным лицом:
"Чыйырды, деточка, слава твоего сына, который должен родиться, облетит весь мир. Неотступный в делах, он будет храбрым воином, который завоюет все земли до Пекина, отомстит за вас всех, за все страдания и унижения, посыпавшиеся на ваши головы. Сыну натощак дай пососать эту стальную пулю. Судьба его такова: когда сразятся на пиках, когда пойдут в ход топоры, когда закончатся боеприпасы, когда останется он один в окружении улюлюкающих врагов, пуля эта может пригодиться. Пришей ее накрепко к его воротнику.
– Благодарствую, почтенный вы мой святой. Да будет так, как вы сказали.
Чыйырды от радости даже не знала, что добавить.
– Да будет долгой жизнь твоего сына. Пусть будет он счастливым и везучим. Пусть честно послужит кыргызскому народу.
Белобородый старец исчез так же быстро, как и появился.
После того, как умыли ребенка, Чыйырды достала из-под подушки пулю, которую подарил ей старец, и дала сыну пососать, затем зашила ее под воротник. И только после этого она начала кормить ребенка грудью. Из груди сначала вытекло молоко, потом вытекла вода. Когда в третий раз начал сосать малыш, из груди вытекла кровь, и тогда Чыйырды потеряла сознание и тело ее обмякло. Ребенку дали несколько кутырей топленого масла, перемешанного с медом, накормили его и уложили спать на почетное место.
И в это время в двери вошел короткохвостый серый лев, даже не взглянул на заполнивших дом женщин, неспешно прошел к ребенку, облизал обе щеки мальчика и разлегся справа от него. Вслед за ним вошел гепард с черными пятнами, облизал лоб мальчика, обнюхал грудь его и разлегся с левой стороны.
Не разобравшись, сон это или явь, оцепеневшие от страха женщины побледнели и замолкли, и лишь после того, как те двое исчезли с глаз долой, они наконец снова пришли в себя, снова обрели дар речи и заголосили.
Не находя себе места, бай Джакып гонял лошадь туда и обратно, пока не увидел человека, спускавшегося с возвышенности. Когда тот приблизился, он узнал в нем Акбалту. Тот еще издали закричал:
– Эй, бай Джакып, где ты там?
– Дядя Акбалта, я здесь.
– Дорогой ты мой Джакып, радостная весть! Всем нам на счастье твоя старуха Чыйырды родила богатыря, подобного льву, воина, подобного леопарду...
Акбалта вне себя от радости орет и вопит, размахивает руками, брызгает слюной, а Джакып уставился на Акбалту, стоит как помешанный и никак не поймет, о чем это он, у самого из глаз слезы текут, на бороду капают.
– Богатей ты мой Джакып, ты что, ребенок, что ли? Вместо того, чтобы радоваться, ты льешь здесь слезы, сопли размазываешь и теряешь сознание, а?
Акбалта схватил Джакыпа за плечи и долго тряс его.
– Да приди ты наконец в себя, Джакып.
Лишь после этого бай Джакып пришел в себя. Обнял Акбалту и расцеловал его.
– Дядя Акбалта, правду ли вы говорите? Вы собственными глазами видели, что родился мальчик, или же просто услышали от баб и прискакали обрадовать меня?
– Дорогой ты мой Джакып, зачем мне на старости лет лгать, как ты думаешь? Я сидел дома и слышу громкий голос твоего сына. Голос его аж издалека был слышен. Честно говоря, у меня сердце в пятки ушло, когда я вначале услышал.
– И что дальше, дядя Акбалта, рассказывайте дальше. Мне не терпится услышать, что было дальше.
– А что дальше? Не теряя ни минуты, поспешил посмотреть. Рассказывали, что плач твоей жены дошел-таки до господа бога, кричала она, говорят, так, что жить не хотелось, вопила до потери сознания. Говорят, что ребенок появился с зажатым в кулаке сгустком крови. Так твердят там, во всяком случае, все женщины и старухи.
Баю Джакыпу все равно никак не верится.
– Дядя Акбалта, неужели все это правда? Судя по вашему рассказу, ребенок не от мира сего, наверное. Уж не родила ли моя жена скандального ребенка, который готов в любое время забуянить и подраться, если что ему не понравится, и готов даже убить всех подряд, если ему заблагорассудится? А жива ли, здорова моя женушка?
– Жена твоя жива-здорова, не беспокойся.
– Ну, слава богу, теперь немного полегчало. Дядя Акбалта, останусь-ка я пока здесь. С одной стороны, и за скотом-то некому присмотреть.
Разгневался Акбалта и наговорил он всякой-всячины:
– Джакып, разве не ты сетовал все время, что у тебя нет сына? А когда он родился, что это еще за разговоры? Или скот тебе милее сына? Гляди, чтоб не подохнуть тебе в погоне за наживой. Весь твой скот не переживет даже одну засуху, даже один вражеский набег. Бай Джакып, господь бог дал тебе то, что ты просил, и у тебя родился сын.
– О создатель, дорогой, не обдели меня, пожалуйста.
– Бай Джакып, если сын твой доживет до совершенолетия, то не найдется в мире богатыря, подобного ему. Он объединит кыргызов и освободит нас от страданий и гнета, он сделает всех нас счастливыми.
Затем Акбалта перевел слова свои в шутку.
– Бай Джакып, так дашь ли ты, наконец, подарок за добрую весть или нет? Мне надо ехать.
Джакып согласился с ним и рассмеялся, затем всучил Акбалте мешочек с золотом.
– Дядя Акбалта, выбирайте, что хотите, за столь доброе известие. Если этого окажется мало, выбирайте из стада Камбарбоза четыре верблюда, из четырех видов скота пусть будет четыре по девять. Дорогой вы мой Акбалта, вы же знаете, как я вас ценю. Мне не терпится увидеть моего сына, давайте поедем, а то мое сердце не выдержит.
Акбалта и Джакып поехали в сторону аила. Они даже не заметили, как добрались до него. Юноши, находившиеся около дома, помогли им спешиться, а молодухи вежливо открыли им двери.
– Какая радость, бай-аке, на старости лет ваша жена подарила вам леопарда!
– В пожилом-то возрасте ваша жена принесла вам тигра, вот это радость!
– Зять вы наш дорогой, сестрица наша подарила вам в утешение сына, – сообщали все радостную весть.
– Да будет так, дорогие мои, да будет так. Вот вам за добрую весть. Берите, дорогие, – говорил Джакып и подавал каждому по мешочку.
Истосковавшийся в ожидании сына, лелеявший мечту о сыне бедняга Джакып предстал пред очи Чыйырды и поздравил ее:
– Да будет крепкой свивальник твоей колыбели, да будет благословенно ложе младенца, дорогая ты моя женушка!
– Да исполнятся ваши пожелания, дорогой.
– Бакдоолот, принеси-ка младенца.
– Вот, милый.
Взял бай Джакып сына в руки, и, видя, как плачет ребенок, сам не утерпел и тоже заплакал. Крепко поцеловал он сына в шею и тут же решил посмотреть, каков же тот. Лоб высокий, голова узкая, горбатый нос, густые сросшиеся брови, грозный вид, пронзительный взгляд, большой рот, глубоко посаженные глаза, ровные скулы, длинный подбородок, толстые губы. Посмотрел он на сына и возблагодарил бога за то, что он дал ему воинственного сына, который, возможно, отомстит за него, разгромит врагов и заступится за свой народ. И он пожелал своему сыну долгих лет и здравия.
Бай Джакып был непомерно рад, мир ему казался прекрасным, и он еще больше восхищался жизнью, тысячекратно благодарил бога, настроение его было хорошее, и он был абсолютно спокоен.
Джакып собрался устроить большой праздник по случаю рождения сына и направил гонца, чтобы пригласить Акбалту. Акбалта очень скоро был у него.
– Дядюшка Акбалта! – начал Джакып. – Господь бог меня облагодетельствовал, вот я и решил устроить большой праздник по случаю рождения сына. Слава богу, у меня восемьдесят тысяч овец, лошадей без счета, более шести тысяч верблюдов. Созовем родственников из Андижана и Ташкента. Пригласим и близких родственников кипчаков, усуней и найманов, аргунов тоже позовем. Если не встречаться друг с другом, не гостить, то и близкая родня, оказывается, станет отдаляться.
– Ты прав, уважаемый Джакып. У нас в обычае отцов получать благословение от народа. Давай это сделаем осенью, к тому времени и скот будет тучным.
Посоветовались они так и, назначив день, отправили более тридцати гонцов в разные стороны, чтобы созвать гостей.
К осени бай Джакып осел на равнине Уч-Арал на берегу реки Кара-Суу. Для встречи гостей было установлено более тысячи юрт. Приехали гости из Самарканда и Джизака, из Олуя-Аты, Ташкента, Или и Чуя, еще дальше из Тибета, отсюда из Урала, а с востока из Китая. А монголов и калмаков было видимо-невидимо в аиле.
"А открою-ка я казну да зарежу крупный скот", – горделиво решил бай Джакып и зарезал пятьсот лошадей, две тысячи овец, сто быков. Привез сто верблюдов фруктов и овощей, сто верблюдов риса. Повесил высоко ярко-красное знамя, оставшееся от хана Ногоя, и начал праздновать. Праздник длился семь дней подряд, народ нагулялся вдоволь, тридцать скакунов участвовали в соревновании, главным призом стали пятьсот лошадей и тысяча овец, на том и разошелся народ.
Бай Джакып, неся в подоле сына, а за ним и Чыйырды вошли в белую юрту, где сидели кипчак Байджигит, кыргыз Эламан, из Андижана старик Куртка, из аргынов Каракожо, из нойгутов Акбалта, из ногайев Эштек, из турков Абдылда, из Ташкента Убайдулла и из катаганов Мунарбий. Они каждому на плечи накинули по черному чапану, расшитому золотым узором.
И бай Джакып так начал свою речь:
– Уважаемые аксакалы! Здесь собрались мы все дети от одного отца. Китаев, калмаков и маньчжуров мы отправили восвояси. И вот теперь пришел я к вам, чтобы попросить дать имя моему сыну.
Все сидевшие расстерянно зашушукались, ни одному из них в голову не пришло какое бы то ни было имя. Все с недоумением смотрели друг на друга, не находя подходящих слов.
И вдруг неизвестно откуда появился белобородый дервиш с посохом и бубенцами.
– Судя по тому, как важно вы сидите, как богато вы одеты и как мудро вы смотрите, видно, много судеб вы уже определили. Но сейчас, видать, вы озадачены, вас мучают сомнения и вы сильно озабочены.
Дервиш остановил свою речь и оглядел сидевших. Так как никто не смог что-либо ответить, тишину нарушил Бердике.
– Почтенный, этого человека зовут Джакып. На пастбищах его полно крупного скота, в загонах полно овец, в сундуках полно злата и серебра. Он родовитый богатей. Единственный недостаток был у него – не было детей, которые бы унаследовали все это. Но вот бог миловал его, и у него родился сын. Вот сидим и ломаем головы, какое достойное имя дать ребенку.
– В таком случае, аксакалы, позвольте мне предложить имя, – сказал дервиш и посмотрел на старцев, те в один голос согласились.
– Вот это дело, это очень кстати. Мы как раз не могли найти подходящее имя.
– Нареките мальчика вы, мы не возражаем.
Дервиш молитвенно протянул вперед руки и посмотрел на сидевших перед ним гостей.
– Да наречем мальчика именем Манас, и да избежит он многих бед, и да поможет ему бог.
Все сидевшие и отец с матерью были довольны нареченным именем. Старуха Чыйырды тотчас накинула на плечи дервиша халат из золотой парчи.
– Почтенный вы наш отец, вы как раз оказались у нас на празднике по хорошему поводу, да благословит бог вас с обновкой.
– Спасибо, доченька, да будет жить долго ваш сын. И пусть этот халат будет моим подарком и себе, и тебе, сын мой. На, надень его, – сказал дервиш, протянул халат одному из гостей, а сам исчез.
Сказание о Манасе. Высылка кыргызов на алтайские земли
