Информационно-туристический интернет-портал «OPEN.KG» / Изучение Буранинского комплекса в послевоенный период

Изучение Буранинского комплекса в послевоенный период

Изучение Буранинского комплекса в послевоенный период

Возобновление исследований на Буране в послевоенный период



Продолжение исследований на Буране приходится уже на послевоенный период в истории изучения и охраны памятников Киргизии, продолжавшийся до 60-х годов. Этот этап характеризуется подъемом среднеазиатской археологии в целом, развертыванием археологических работ Киргизской комплексной археолого-этнографической экспедиции, а также планомерным изучением памятников зодчества и подготовкой их к реставрации, осмыслением и накоплением научных данных по истории и теории архитектуры в целом по Средней Азии.

В октябре 1948 г. было принято специальное постановление Совета Министров СССР «О мерах по улучшению охраны памятников истории и культуры СССР» (за № 3898), поднявшее на более’ высокий уровень дело охраны, изучения и реставрации памятников во всех республиках Советского
Союза. Соответствующее постановление правительства было принято в 1951 г. в Киргизии.

В первое послевоенной десятилетие по договору Управлений по делам архитектуры Киргизской и Узбекской ССР сотрудниками Узбекских специальных научно-реставрационных производственных мастерских была составлена подробная проектно-сметная документация на реставрацию и частичную консервацию памятников зодчества Киргизии. Работы возглавлял Б. Н. Засыпкин; в составе группы архитекторов работали С. Б. Неумывакин, К. С. Крюков, В. Е. Нусов и фотограф Е. Н. Юдицкий. Материал рабочей группы архитекторов частично использован при последующих публикациях Б. Н. Засыпкина и В. Е. Нусова, но в основном отложился в архивах.

На этот период приходится выпуск обобщающих трудов по архитектуре и монументальному искусству Средней Азии и Казахстана. В них получают освещение конструктивные и художественные особенности построек средневекового Киргизстана, в том числе Буранинского минарета в связи с общими проблемами по истории искусства Средней Азии. Архитектурные памятники Северной Киргизии Г. А. Пугаченкова относит к Северотуркестанской архитектурной школе средневекового зодчества. Характер строительных материалов некоторых древних построек Киргизии, в том числе Бураны, исследует Н. С. Гражданкина. В коллективной работе с ее участием приводятся сведения о находке на Буранинском городище («в развалинах зданий у селения Дон- Арык Чуйского района») керамических плит XI—XII вв. с покрытием голубой глазурью и геометрическим рисунком белой и вишневой глазурью при разграничении цветов нарезкой. По мнению авторов, они использовались для выстилки полов или облицовки панелей в парадно оформленном здании.

Изучение Буранинского комплекса в послевоенный период

Буранинский минарет в работах Б. Н. Засыпкина



Большой вклад в изучение зодчества средневекового Тянь-Шаня и Семиречья, как и в первые годы Советской власти, внес Б. Н. Засыпкин. Активно занимавшийся изучением памятников архитектуры Средней Азии и заложивший основы истории среднеазиатской архитектуры , Б. Н. Засыпкин написал книгу по заказу Управления по делам архитектуры при Совете Министров Киргизской ССР. По словам самого автора, в ней он попытался отразить научные достижения в изучении архитектурного наследия народов Киргизстана для дальнейшего использования его в создании «новых высокохудожественных произведений социалистической архитектуры, наделенных национальными чертами и особенностями». Труд Б. Н. Засыпкина остался неопубликованным.

В Центральном государственном архиве Узбекской ССР хранятся его полевые материалы, зарисовки к проектам реставрации средневековых памятников республики, дневники и наброски, в их числе и рукопись «Выдающиеся памятники архитектуры Киргизии (историко-архитектурный очерк. Фрунзе, 1954)» под редакцией кандидата архитектуры Ш. Е. Ратия. Первая глава рукописи посвящена башне Бурана, в которой дан глубокий анализ строительных, конструктивных и архитектурно-художественных особенностей наземной части минарета. В своих исторических экскурсах Б. Н. Засыпкин ссылается на публикации А. Н. Бернштама, при этом добавляет к истории города Баласагуна (городище Ак-Бешим) и его предместья (Бурана) факт гибели от сильного землетрясения, о чем, по мнению автора, свидетельствуют характерные разрушения минарета: утраченная верхняя часть башни, разрушения поверхностного слоя цокольной части, что обычно происходит при сейсмических колебаниях.

Б. Н. Засыпкин отмечает для Бураны некоторые «архаичные» конструктивные и декоративные приемы, которые позволили автору датировать сооружение началом XI в. К таковым относятся: выкладка кирпича без шлифовки, пропилки или обтески, прокладка бревен в цоколь минарета для улучшения связок кладки в радиальном направлении; довольно однообразные мотивы и композиции орнамента в оформлении восьмигранного основания и ствола минарета. На основе сравнительного анализа всех сохранившихся минаретов Средней Азии автор прослеживает постепенную эволюцию формы, пропорций, художественно-декоративных приемов и относит Бурану к памятникам, открывшим «новую страницу в истории построения минаретов» в Средней Азии. Как наиболее древнее из башенных сооружений мусульманского времени оно вносит новое в архитектуру Средней Азии — монументальность и высоту, притом в зоне активной сейсмичности. Этим Б. Н. Засыпкин объясняет мощное основание памятника и его конический профиль.

По своей композиции, как полагает Б. Н. Засыпкин, Буранинский минарет близок Термезскому, но в отличие от последнего имел иную разработку: восьмигранное основание, снабженное прямоугольными нишами со стрельчатыми арками, коническое, разбитое на орнаментальные пояса тело; несохранившаяся надпись, по мнению автора, должна была переходить в верхней части (с датой постройки и именем мастера); новым в минарете была также разработка геометрического орнамента по мотиву «вертушки»—предвестника гирихов, получивших в дальнейшем широкое распространение в зодчестве Средней Азии. Отличает Бурану и «ажурность» декоративной кладки, где до 70% составляет углубленный фон, отсутствующий в других минаретах XI—XII вв. Первоначальная высота минарета, по мнению Б. Н. Засыпкина, была не менее 40 м.

Изучение Буранинского комплекса в послевоенный период

Мнения исследователей о происхождении городища



Вместе с узбекскими учеными в работах по обследованию памятников Киргизии участвовали и местные архитекторы. Так, в 1951 г. В. Е. Нусов исследовал фундамент Бураны путем закладки шурфов с восточной и западной сторон цоколя. Эти работы им были впоследствии продолжены, а результаты подытожены в ряде статей и публикаций, вышедших в 1961—1963 гг., на чем остановимся ниже.

На послевоенный период приходится комплексное изучение древней истории и этногенеза киргизов Киргизской археолого-этнографической экспедицией (КАЭЭ) Академии наук СССР и Академии наук Киргизской ССР. По итогам археологических работ Чуйского отряда КАЭЭ (1953—1955 гг.) на городище
Ак-Бешим опубликован ряд статей и отчетов, где краткие сведения приводятся и о Буране. Если в начале Л. Р. Кызласов, опираясь на мнение А. Н. Бернштама, считал Ак-Бешим развалинами города Баласагуна, то после раскопок на городище он пересмотрел эту точку зрения.

О Буране он пишет, что «основателями этого небольшого городка и его архитектурных сооружений были караханидские тюрки, пришедшие сюда в X в.» За остатки древнего города автор вслед за А. Н. Бернштамом принял лишь его центральные развалины.

На городище Ак-Бешим в те годы проведены значительные раскопочные работы, сделана инструментальная съемка центральных и глазомерная — всех остальных развалин, пересмотрены материалы, добытые в 1938—1940 гг. Стратиграфический шурф на основной части памятника — цитадели — выявил культурные слои на глубину 8,5 м, нижние из которых датируются керамикой и согдийскими монетами V—VI вв., а верхние—-IX—X вв. В восточной части шахристана были вскрыты остатки христианской (несторианской) церкви с кладбищем, датированные VIII в. За пределами центральных развалин в разных частях памятника раскопаны еще несколько объектов, оказавшихся остатками буддийских храмов VI—VIII вв., раннесредневековым некрополем с оссуарными и хумными захоронениями в наусах и склепах и замком VI—VII вв.

В конечном счете Л. Р. Кызласов предложил иные хронологические рамки жизни на поселении, сужая их с V по X вв.; в караханидское время город уже лежал в развалинах. Восточную часть центральных укреплений он считает мало застроенным рабадом, примыкавшим к шахристану, а окружающее их большое пространство со следами застройки и ограниченное с трех сторон длинной стеной — округой. Л. Р. Кызласов отрицает возможность миграции старого города, располагавшегося на месте Ак-Бешима, на новое — Бурану — ввиду незначительной территории последнего и отсутствия на нем керамики XIII—XIV вв. Поэтому, полагает автор, ни то, ни другое городище не может быть сопоставлено с историческим Баласагуном.

Изучение Буранинского комплекса в послевоенный период

Изучение Буранинского городища П. Н. Кожемяко



Работавший в составе Чуйского отряда Киргизской археолого-этнографической экспедиции П. Н. Кожемяко продолжил археолого-топографические исследования на поселениях Чуйской долины и в последующие годы. Его научные выводы по топографии городищ Бурана и Ак-Бешим отличаются от выводов Л. Р. Кызласова, что нашло отражение в публикациях П. Н. Кожемяко.

Стратиграфические разрезы и шурфы на большой серии городищ вместе с собранным вещественным материалом позволили ему составить общее представление о генезисе оседлоземледельческой культуры Чуйской долины, а также проследить формирование структурных частей большинства из этих городищ. П. Н. Кожемяко подтвердил наличие внешних стен для Буранинского городища, отдельные участки которых были отмечены в 1924—1925 гг.
В. Д. Городецким и в 1927 г. М. Е. Массоном . Исследователь зафиксировал наличие вокруг центральных развалин почти всех чуйских поселений одного или нескольких колец «длинных стен», а также довольно плотную застройку внутри первых валов.

Буранинское городище изучалось П. Н. Кожемяко в 1954 г. Он уточнил структуру поселения, снял схематический план памятника с нанесением на него сохранившихся отрезков длинных стен по восточной и частично северо-западной границам древнего города; заложил пять стратиграфических шурфов, из них: четыре в пределах центральных развалин и один — в черте городской застройки, ограниченной первым кольцом стен. На отрезках этих валов выполнено два разреза. Оба кольца идут почти параллельно друг к другу на расстоянии 350—400 м в северной и южной частях и 850 м — в восточном секторе. Внешний вал прослежен П. Н. Кожемяко на протяжении 15 км. Высота сохранившейся кладки 1,7 м, а ширина — 3 м. Разрез стены центрального укрепления показал, что она возведена из битой глины (толщина слоя 10—20 см) и имела ширину до 7 м.

М. Е. Массон в свое время отмечал достаточно густую заселенность шахристана. Однако по данным стратиграфических шурфов, заложенных
П. Н. Кожемяко, застройка центрального четырехугольника не была сплошной. Максимальные наслоения зафиксированы в юго-западном углу (до 2,5 м) и севернее минарета (2,2 м); центральная часть внутреннего пространства, пересеченная магистральным каналом, была свободна от построек.




Многочисленный керамический материал дает явное преобладание' станковой посуды высокой техники изготовления, относящейся к X—XIII вв.

Буранинское городище П. Н. Кожемяко особо выделяет в ряду поселений Чуйской долины. Его отличают своеобразие плана, отсутствие цитадели, слабые культурные наслоения внутри центрального укрепления, обилие глазурованной посуды. Возникновение и развитие поселения происходило на свободной площади и не ранее IX в. С X в., по мнению автора, наряду с такими городищами Чуйской долины, как Шиш-Тюбе, Степнинское, Краснореченское,
Ак-Бешим, Бурана играла роль крупного торгового и ремесленного центра. Поселение существовало после гибели многих городов в результате монгольского нашествия и относится к самому последнему периоду существования оседлых поселений долины. «Совершенство посуды, наличие великолепного архитектурного памятника и редкий случай окружения городища двумя рядами длинных стен говорят за то, что поселение не было рядовым. Оно имеет все признаки значительного политического центра». Однако автор воздерживается от исторической локализации памятника, считая, что этот вопрос на данной ступени изученности поселений Чуйской долины должен остаться открытым.

Интересны также сведения, содержащиеся в его работах и о городище Ак-Бешим. П. Н. Кожемяко пересматривает ранее сделанные выводы и предложения ученых-археологов о топографической структуре поселения, его стратиграфии и времени функционирования. В комплекс городища он включает и одиночные холмы, окруженные длинной стеной, считая их городскими постройками. Автор отрицает наличие рабада на Ак-Бешиме, а в обеих частях центральных развалин усматривает шахристан города с мощными укреплениями и культурными напластованиями. Восточная часть его (шахри-дарун по М. Е. Массону, рабад — по Л. Р. Кызласову и киданьский квартал — по А. Н. Бернштаму) появилась в VII—VIII вв. Поскольку в подъемном материале встречается караханидская керамика, которая зафиксирована П. Н. Кожемяко во всех раскопочных объектах наряду с караханидскими монетами, то жизнь на поселении не замерла к X в., как констатировал Л. Р. Кызласов, а продолжалась вплоть до XII в.

Изучение Буранинского комплекса в послевоенный период

Нумизматические находки



По результатам работы Киргизской археолого-этнографической экспедиции на городищах Ак-Бешим и Бурана в научный оборот введен обширный и разнохарактерный вещественный материал, вызвавший интерес как у советских, так и зарубежных исследователей истории и культуры Центральной Азии.

Рассмотрение этих вопросов не входит в задачу нашего обзора истории изучения памятников, отметим лишь, что уже’ ни одно серьезное исследование в области средне¬азиатского буддизма, христианства (несторианства), ислама, истории искусства и архитектуры не обходится без упоминания этих памятников, без рассмотрения в общем контексте обобщающих трудов. Без преувеличения можно констатировать, что Ак-Бешим и Бурана стали всемирно известными.

На городищах собрана великолепная коллекция керамики, которой в трудах Киргизской археолого-этнографической экспедиции (т. IV) посвящена специальная работа В. И. Распоиовой. Среди изделий средневековых гончаров особо выделены образцы посуды согдийских ремесленников, переселившихся в Семиречье и сохранявших традиции метрополии вплоть до VIII—IX вв. Рассмотрение массового керамического материала позволило ей уточнить дату начала «значительной согдийской колонизации» Семиречья не ранее V—- VI вв.; основной приток согдийцев в Чуйскую долину приходится на VII и особенно на VIII вв., что в основном подтверждает выводы В. В. Бартольда и А. Н. Бернштама о переселении согдийцев в Семиречье.

Особенно большой научный интерес вызвали нумизматические находки. Кроме клада караханидских монет (из 76 монет второй четверти XI в.), определенных Е. А. Давидович, на городище Ак-Бешим собрана коллекция тюргешских монет. Хотя подобные монеты были известны давно и впервые надписи на них прочтены Ф. В. К. Мюллером как тюркские, А. Н. Бернштам ввел их в оборот под общим названием тюргешских. Новое прочтение и интерпретацию акбешимским находкам дают О. И. Смирнова и А. М. Щербак, которые выделяют среди них три типа монет, выпускавшихся в первой половине VIII в. от лица тюргешских каганов и удельных правителей. Типологически они отличаются по размерам, изображениям и надписям-легендам на них. Наиболее распространенная легенда, написанная согдийским курсивным письмом на согдийском языке — «Божественного тюргешского хакана деньга». На монетах второго типа проставлялась вторая легенда, которую В. А. Лившиц читает как «тухсский тегин» (от названия одного из наиболее значительных в тюргешской конфедерации племен) . Монеты этого типа особо заинтересовали английского тюрколога Дж. Клосона, который читает эту легенду как «государь Токмака» и относит их к VIII—IX вв. Само городище Дж. Клосон идентифицирует с Суябом письменных источников, о чем он и доложил на проходящем в Москве XXV Международном конгрессе востоковедов (1960 г.).

Монеты третьего типа тюргешских монет с Ак-Бешима имеют легенду только на аверсе. Впоследствии О. И. Смирнова выделила еще четвертый тип тюргешских монет и несколько вариантных чтений легенд на них.

В связи с изучением этногенеза киргизского народа тщательным образом изучаются краниологические материалы с городищ Ак-Бешим, Краснореченского, с несторианских некрополей близ Пишпека и, по-видимому, с Бураны, поскольку материалы последних хранились вместе, «безотносительно, на каком кладбище имела место та или иная могила». Серия черепов из раннесредневекового некрополя Ак- Бешима изучена
Н. Н. Миклашевской, часть остеологического материала из несторианских кладбищ XIII—XIV вв. исследована Г. Ф. Дебецем. По данным палеоантропологии сделан вывод, что города долины в раннем средневековье населяли представители европеоидной расы Среднеазиатского междуречья вплоть до X—XIII вв.

Не отмечается явной монголоидной примеси и в серии черепов несторианского некрополя. В них исследователи усматривают непосредственных потомков более древнего местного населения, восходящего к усуням, и пришельцев из западных районов Средней Азии.

Изучение Буранинского комплекса в послевоенный период

Возобновление раскопок на Буране



Археологические работы на городище Ак-Бешим больше не проводились, зато более детальному изучению подверглись буранинские развалины, особенно минарет. Так, в 1956 г. на городище выезжает сотрудник Московского научно-исследовательского института теории, истории и перспективных проблем советской архитектуры А. М. Прибыткова. Ею исследовались и другие памятники Киргизии. В частности, ее статья о конструктивных особенностях среднеазиатских минаретов является своего рода продолжением исследования этой категории памятников, начатых М. Е. Массоном и другими историками архитектуры. Сопоставляя имеющиеся метрические данные о минаретах, она приходит к выводу, что Бурана по высоте была близка Каляну (Бухарский минарет 1127—1129 гг.), т. е. около 50 м. Автор поддерживает заключение Б. Н. Засыпкина о разрушении башни в результате землетрясения, хотя нижние ее части пострадали от проникновения грунтовых и поверхностных вод. Принцип орнаментации минарета (чередование декоративных полос с обычной кладкой без разделяющих членений) свидетельствует о ранней дате возведения минарета — в конце X в. или в начале XI в.

В начале 1960 г. на Буране возобновляются работы Госстроем Киргизской ССР в связи с подготовкой памятника к реставрации, намеченной еще в 50-х годах. Вновь к минарету выезжает В. Е. Нусов и продолжает изучение фундамента. Отчета о незавершенных им работах не последовало. Общая глубина шурфов достигала 5 м, но глубина заложения фундамента так и не была выяснена. Он, в частности, отметил погребение человека близ фундамента на глубине 1,6—1,8 м, но другие данные археологических наблюдений были опущены.

В результате раскопок В. Е. Нусовым установлено, что у башни Бурана фундамент сплошного сечения. Основание минарета выложено уступами, размеры которых колеблются от 21 до 80 и 95 см. Вскрытая нижняя часть фундамента сложена из булыжника с прослойками кирпича на лессовом раствре. Поверх булыжной кладки идет семь рядов тесаного камня на глиняном растворе, а затем — ряд кирпичей с длиной стороны 32 см при толщине 6 см, положенных на ребро.

В. Е. Нусов указывает еще один размер строительного кирпича со сторонами 27,5 см при толщине 5 см для кладки цоколя; высота последнего составляет 3.85 м, хотя ранее она была более 4 м.

После расчистки культурного слоя лестничный проем оказался на высоте 5,3 м от древней поверхности. Винтовая лестница была разрушена на три четверти. При обмерах 1938 г. было около 40 ступеней, высота каждой из них равнялась 28—30 см. Проход над лестницей перекрыт кирпичом внапуск и под углом. Автор отмечает, что после Великой Отечественной войны были заложены проемы, сделанные при ремонтных кладках Средазкомстариса. Архитектурно¬художественное описание минарета приведено по работам Б. Н. Засыпкина, а сведения историко-археологического характера — по публикациям А. Н. Бёрнштама и П. Н. Кожемяко.

В эти же годы В. Е. Нусовым был составлен проект реставрации Буранинского минарета, но практические реставрационные работы не были проведены, во-первых, вследствие недостаточного фактического материала, получение которого возможно лишь при осуществлении широких археолого-архитектурных исследований вокруг минарета, а во-вторых, из-за отсутствия местной реставрационной базы.

Изучение Буранинского комплекса в послевоенный период

Внесение Буранинского минарета в государственный список памятников союзно-республиканского значения



60-е годы ознаменованы рядом правительственных постановлений об улучшении охраны памятников, о создании в стране республиканских добровольных обществ по охране памятников истории и культуры, о работе народных музеев и взятии на учет памятников, находящихся вне государственных хранилищ, о создании Всесоюзного Свода памятников истории и культуры народов СССР, а также о реставрации наиболее выдающихся памятников зодчества.

В 1966 г. в Киргизии создается Республиканское добровольное общество охраны памятников истории и культуры с городскими, областными и районными правлениями во главе с Центральным советом Общества. В 1968 г. начинают функционировать Специальные научно-реставрационные произ-водственные мастерские при Министерстве культуры Киргизской ССР. В этот же год правительство республики приняло постановление «О мерах по обеспечению сохранности памятников, расположенных на территории Киргизии». Буранинский минарет вносится в государственные списки памятников союзно-республиканского значения.

Таким образом, новый этап в истории изучения Бураны совпал по времени с широким движением в стране за сохранение культурного наследия. Минарет, как выдающийся памятник средневекового зодчества, по-прежнему привлекает внимание историков искусства, археологов и краеведов. Он
неизменно фигурирует в обобщающих трудах киргизских историков, в частности, в «Истории Киргизской ССР» (т. 1, Фрунзе, 1963 и 1968 гг.), научно-популярных изданиях Киргизского республиканского общества охраны памятников, альбомах по архитектуре и градостроительству Советской Киргизии.
26-09-2017, 05:23
Вернуться назад