Кому как повезет



Кому как повезет


Это было давно, когда реки бежали чистые и полноводные, когда сороки еще не были воровками, когда люди только что начали делились на бедных и богатых. Жил в это время на свете бедняк по имени Эрдене. Родителей он лишился подростком, и ему рано пришлось добывать свой кусок хлеба. А так как он умел только ухаживать за скотом, то и жил тем, что нанимался к богачам пасти овец.

Пришло время — Эрдене женился на умной, но бедной девушке, и у них родилось трое детей: два мальчика и одна девочки. Дети были еще маленькими, когда бай, у которого он работал чабаном, сказал: «Ты что-то стал плохо пасти овец, Эрдене. Или заленился, или много думаешь о чем-то своем. Мне такой чабан не нужен: овцы перестали набирать жир. Ступай себе с миром и живи как можешь»,— и выгнал Эрдене.

«Что делать? — закручинился молодой чабан. — Чем кормить детей? Землю пахать, сеять пшеницу и просо я не умею, никто меня этому делу не обучил. Охотиться «а диких животных тоже не умею...»

С поникшой головой Эрдене вернулся домой, рассказал жене, что его выгнал бай...

-— Смерть с голоду для нас с тобой — это еще полбеды,— говорит жена. —Мы с тобой хоть немного пожили на свете. Малолетних детей жалко. Они-то в чем виноваты, что родились бедными? Если будешь сидеть сложа руки дома, горю не поможешь. Иди-ка лучше за чием. Накоси сколько сможешь, снеси на базар, авось, продашь. На деньги купишь муки, а я уж из нее сумею испечь лепешек.
Эрдене, прихватив длинную волосянную веревку и кривой серп, отправился выполнять поручение.

Чий рос сразу за юртой. Но здесь кусты были редкие, чахлые, стебли низкорослые,. «Пройдусь-ка я подальше,— решил Эрдене. — Может быть, встречу высокий, густой чий. Наверно, чем длиннее стебли, тем они дороже на базаре. Жаль, что жена ничего не сказала об этом, а ведь наверняка знает, какой чий лучше».

И Эрдене шел и шел все дальше и дальше. Чий становился все гуще и выше. Вот Эрдене забрел в такие заросли, что в них всадник мог бы скрыться с головой.
«Сейчас немного отдохну и начну жать»,— решил Эрдене и, бросив веревку под большой куст чия, присел. Вокруг было так тихо, что он услышал биение своего сердца. Вскоре до его слуха донесся какой-то звук, будто лошадь хрустела травой: « Хрысь-хрысь».

Эрдене, вскочив на ноги, осторожно пошел на звук. И увидел не лошадей — четыре крупных мула черной масти острыми зубами грызли молодые стебли чия, как сладкий тростник.

Осмотревшись, Эрдене понял, что он находится на древнем кладбище. Холмики могил давно осели, почти сровнялись с землей, некоторые пообвалились. В одной из воронок лежало четыре курджуна, около них рассыпаны золотые таньга — монеты.

«Чьи это мулы? — подумал Эрдене. — Чьи курджуны с золотом? В жизни я не видел такого богатства. Да еще на старом кладбище. Тут что-то неладное. Надо поскорее уносить ноги. Может быть, за всем этим богатством кто-то следит».
И Эрдене поспешил назад, домой: «Авось, жена что-нибудь посоветует».

Только он вышел из высоких зарослей чия, навстречу — два ханских стражника.
— Эй, кто ты такой? — спрашивают стражники. —Что ты здесь делаешь?
— Эрдене зовут меня,— отвечает Эрдене. — Я самый бедный человек в этом краю. У меня трое детишек. Пришел сю¬да за стеблями чия, чтобы нажать и продать на базаре два-три снопика. Вот, хожу, ищу подходящие кусты.
— Ночью в ханский сарай проникли воры,— говорят стражники. — Из казны хана они похитили много золотых монет. Золото увезли на четырех мулах хана. Ты их не видел? Хан сказал, кто найдет его золото, мулов и выдаст воров, для того он, хан, ничего не пожалеет.
Светлая мысль осенила Эрдене.
— Ведите меня к хану,— сказал Эрдене стражникам. — О гаком важном деле я хочу говорить только с ним. Откуда мне знать, кто вы такие? Может быть, тоже воришки, переодевшиеся в стражников?

Стражникам ничего не оставалось делать, как отвести Эрдене к самому хану. Тот, увидев плохо одетого человека с серпом в руке, удивился.
— Кто ты такой? — спросил хан. — Вижу, с серпом, с веревкой ко мне пришел. Говори, зачем?
— О, великий и мудрый хан! — говорит Эрдене. — Я простой бедняк. У меня жена, трое детишек и больше ничего нет. Думаю, скоро все мы умрем с голода: в юрте не осталось ни зернышка. Пришел к вам, чтобы помочь в поисках пропавшей казны.
— Это ты собираешься найти мое похищенное ворами золото? Ха-ха-ха! — рассмеялся хан. — Вот уже целые сутки его ищут мои сыщики, знахари, отгадчики по книгам — куда уж тебе. А может быть, ты полоумный, не в своем уме человек?
— Ум у меня нормальный,— с обидой, но и с гордостью произнес Эрдене. — Я могу помочь вам найти ваше золото.
— А что ты за него попросишь в награду?
— Немного. Дайте мне сорок дней срока на поиски. Все эти дни хорошо кормите меня и моих детей, жену. А когда найду ваше золото, дадите мне десять верблюдов, десять коней, девять коров, девять овец, два мешка муки. С меня и этого хватит, а для вас это — сущие пустяки... Ах, да, чуть не забыл.
Вон над тем глубоким оврагом поставьте для меня юрту. Да такую, чтобы в нее ни днем ни ночью даже мышка не могла проникнуть. Пусть юрту охраняют самые сильные и смелые джигиты. В ней я буду жить один сорок дней. Только вас буду вызывать, когда понадобится.
— А если ты не найдешь воров? — усомнился хан.
— Тогда велите отрубить мне голову. У меня еще одна просьба.
— Какая? Говори.
— Разрешите на смирном коне, лучше на кляче съездить домой, к жене, попрощаться с ребятишками. Если вы мне не доверяете, пусть ваши стражники сопровождают меня в этой поездке.
— Хорошо, быть по-твоему,— согласился хан.

И Эрдене в сопровождении четырех стражников поехал домой. Там он зашел в юрту один, сказал жене, чтобы она с детьми на время уехала к родителям, а он, если останется в живых, потом их сам найдет. И дал ей несколько золотых монет, милостиво врученных ему ханом взаймы.

Когда Эрдене возвратился к хану, над оврагом уже стояла прочная, добротная юрта. С одной стороны юрта охранялась усиленной стражей, с другой был глубокий овраг, откуда никто не мог подняться к нему. Эрдене и сам толком не знал, зачем он выбрал это место на сорок последних дней своей жизни. Он знал одно, что воров он поймать не сможет, ему просто захотелось пожить в оставшиеся дни спокойно и тихо, а главное — сытно поесть.

И вот Эрдене в своей прочной, охраняемой юрте предался трапезе. И вполне было естественно, что эта история в первый же день стала обрастать разными догадками и подробностями.

— Говорят, к хану пришел какой-то ясновидящий человек,— шептались люди. — Заставил хана поставить себе юрту над оврагом. Хан у него — как прислуга на побегушках. Только и ныряет в юрту, больше ни одна душа туда не заглядывает. К чему бы это?

Земля полнится слухами. Эти разговоры мгновенно дошли и до воров, а их было ни много ни мало — сорок. Целая шайка, занимающаяся крупными кражами.
Воры всполошились. «Если он настоящий ясновидец, то нас найдет в два счета,— решили они. — Надо бы узнать, что происходит в той юрте. С открытой, западной стороны к ней не подойдешь — там стража. С восточной стороны — глубокий овраг. Надо сделать длинную лестницу, взобраться по ней и подслушать, о чем ведет разговор ясновидец с ханом. Говорят, хан часто заходит в юрту».
Эрдене, действительно, в первый же день несколько раз вызывал к себе хана: ему были нужны то конина, то свежее овечье масло, то жирная баранина, то кумыс... А позднее он попросил... сорок зерен пшеницы.

— А зачем тебе пшеница? Да еще ровно сорок зерен? — удивился хан.
— Это мое дело! — неожиданно для самого себя резко сказал Эрдене. — Много будете знать, рано состаритесь. А теперь уходите... Я займусь гаданием.
Хан опешил от дерзости бедняка и, поклонившись бывшему чабану, как ошпаренный, выскочил из юрты — не стал вступать в пререкание: ради своего золота он был готов мыть пятки Эрдене — так был жаден.

Эрдене, дождавшись, когда стихнут шаги хана за юртой, положил сорок зерен пшеницы с правой стороны от досторкона и принялся за еду. Сейчас он с аппетитом уплетал кусок жирной баранины с лепешкой и запивал горячим ароматным бульоном.

Когда петухи прокричали полночь, один из сорока воров взобрался по длинной лестнице и стал прислушиваться к шорохам в юрте. Эрдене в это время переложил одно зернышко пшеницы справа налево. Тут как раз снова явился нетерпеливый хан.

— О, великий хан,— сказал Эрдене,— вот один из сорока, он скоро уйдет, а осталось еще тридцать девять.
— Что это значит? — спросил хан.
— Вам этого не понять, мой повелитель. Потом все объяс¬ню. Идите к себе в покои и отныне приходите ко мне только в полночь...

Хан ушел, так и не поняв, что означали слова Эрдене: «Один скоро уйдет, осталось еще тридцать девять». Для Эрдене же они означали: один день прошел, осталось ему жить еще тридцать девять дней. Вор же, подслушивавший на лестнице, все воспринял по-своему: вот, мол, пришел один из сорока воров, он скоро уйдет, а там их еще тридцать девять. От такой догадки вор едва не свалился в овраг. Спрятав лестницу, он поспешил к своим друзьям.

— Ну, говори, что ты там узнал? — встретил его вопросом главарь шайки.
— Он настоящий ясновидец,— сказал вор. — Узнал, что
я пришел и подслушиваю.
— Как это он узнал, что ты подслушиваешь?
— Он сказал хану, что вот уже пришел один, а еще осталось тридцать девять.
— Ложь. Этого не может быть. Откуда ему знать, сколько нас? Завтра ты пойдешь! — повелел главарь другому вору.
Тот в полночь уже стоял на лестнице, у самой юрты Эрдене, когда туда вошел хан.
— Внимательно слушай меня, великий хан,— говорит Эрдене. —Пришел второй, он скоро уйдет, осталось тридцать восемь. — С этими словами Эрдеие взял одну пшеничку из кучки зерен и переложил на левую сторону досторкона.
— Нет, ей-богу, я ничего не понимаю,— сказал хан.
—- Вот и хорошо, и прекрасно даже, что вы ничего не понимаете. Я сам знаю, что делаю. Теперь можете идти.

И Эрдене не очень вежливо выпроводил хана из юрты. Вор, спрятав лестницу, вернулся к своим товарищам и рассказал все, что слышал. Но и ему никто опять не поверил.

Так продолжалось несколько дней. Почти половина воров побывала на лестнице в полночь у юрты. Они теперь поверили, что Эрдене ясновидец.

— Сегодня я пойду,— сказал самый старый и самый щуп-ленький, как сморчок, воришка. — Уж меня он не проведет.
Старик стоял на лестнице, когда, приветствуя Эрдене, к не¬му явился хан. Эрдене ответил на приветствие только кивком головы и говорит:
— Странное дело, мой повелитель. Сегодня пришел еще один — самый худой, сморщенный, как сморчок. По счету он двадцатый. Но и он скоро уйдет. И останется еще двадцать. Какие-то они будут?
Эрдене в пальцах держал сморщенное, зеленое от плесени зернышко пшеницы.
— О, главный вор! — с этими словами старый вор ворвался в юрту, где сидели ночью воры, поджидая его возвращения.— Он в точности обрисовал мой портрет: что я старый и худой, кик сморчок. Нет, теперь и я верш, что он ясновидящий. У меня есть два предложения: или нам надо открыться перед этим провидцем, или его надо убить. Иначе он всех нас отгадает и выдаст на расправу хану.

Главный вор решил сам проверить. И вот в полночь он уже стоит на лестнице. Приходит хан в юрту. Здоровается с Эрдене, но вор их не видит, только слышит.
Эрдене, не глядя, берет двумя пальцами зернышко. В них попадает полновесное, круглое, пухленькое зернышко.

— О, великий хан! — восклицает Эрдене. — Пришел самый главный, двадцать первый. Такой полный, круглолицый, жирный. Но и он скоро уйдет. Остается девятнадцать. Каким-то они будут? Хан, молча поклонившись, ушел.

Главный вор был удивлен и поражен. Теперь и он поверил, что этот человек найдет их. Что делать? Убить его невозможно: стражники охраняют его день и ночь. Оставалось одно — попытаться войти с ним в сговор.

— Господин,— заговорил он тихим голосом,— вы нас простите за то, что мы пошли на плохое дело — залезли в канскую казну. Вы нас нашли, теперь мы ваши пленники. Я хотел бы знать ваши условия. Просите чего угодно, только не выдавайте нас.

Эрдене услышал голос четко, но ничего не понял.
— А что вы можете мне дать взамен? — спросил он наугад.
— Вы знаете, что мы украли казну хана. Я — главарь воровской шайки. Нас сорок человек. Но не думайте, господин «сновидец, что мы отъявленные воры и занимаемся воровством от нечего делать. Нет, мы воруем очень редко, потому что бедно живем. Воруем, чтобы не умереть с голода. Не выдавайте нас хану. Ок нас обезглавит, и наши дети останутся сиротами.
— Я был убежден, что вы одумаетесь и сами явитесь с повинной. Молодец, что ты сам пришел. Я мог давно вас выдать хану, еще двадцать два дня тому назад. Хорошо, что вы одумались. Но как поступить с вами? Подскажи, если ты главный вор!
— Нас сорок. Каждый даст тебе по одному коню. Золото хина лежит в целости и сохранности...
— Я знаю, где оно лежит. Можешь не продолжать. Там же и четыре мула находятся.
— Все верно, наш ясновидец! — воскликнул главный вор. — Спаси наши души! Не рассказывай про нас хану. Он нас не пощадит.
— Хорошо. Я человек слова, сделаю для вас доброе дело, хотя вы воры и заслуживаете самого сурового наказания, потому что посягнули на казну самого хана. Поступим так, как ты предлагаешь. Возвращайся к своим разбойникам, соберите сорок коней, спрячьте их в первом ущелье, что с западной части гор. В положенное время я их угоню. Сами же расходитесь по юртам, закройтесь на три дня и не выходите. Кто нарушит мое первое условие, того ожидает смерть. Второе мое условие — вы все перестанете воровать и будете жить честным трудом, как все честные люди. Договорились? Даешь слово, что выполнишь эти условия?
— Договорились. Даю честное слово. Все сделаем, как вы велели. Воровство бросим, как вредное, преступное занятие.
— Вот и хорошо. Тогда иди, выполняй!

Воры, узнав, как решилась их судьба, обрадовались, возликовали. Они быстро собрали сорок коней, отогнали животных в указанное ущелье, а сами разошлись по своим юртам. Рано утром Эрдене поднял хана с постели. Тот прибежал к нему, даже не умывшись.

— Что-то случилось важное? — спросил хан с порога.
— Да, мой великий повелитель. Я нашел ваше золото. Я знаю, кто его похитил. Их было сорок человек. Узнав, что я нашел место, где они спрятали четыре курджуна и четыре мула, воры бежали за тридевять земель. Думаю, не стоит их разыскивать. Важнее вернуть золото вам. Не так ли?
— Верно, верно, ясновидец! Если воры не взяли ни одного золотого, зачем тратить силы на их поиски? Ну, а где спрятано золото? Далеко отсюда?
— Близко. Пусть ваши стражники поедут к старому кладбищу. Там, в густом высоком чие, есть одна провалившаяся могила. В ней лежат четыре курджуна, набитые золотыми монетами. Рядом пасутся ваши четыре мула темной масти.
— Спасибо тебе, мудрец и провидец! — воскликнул хан. — Возьми сколько хочешь еды и возвращайся к себе домой.
— Нет, нет, хан, я дождусь, когда твои люди доставят золото сюда.
— И это верно. Справедливый ты человек, как я погляжу. На еще сто золотых монет, тебе их хватит, думаю, надолго...




Эрдене дождался, когда стражники пригнали четырех мулов, навьюченных курджунами с золотом. Хан, убедившись, что все деньги целы, обнял Эрдене, словно родного сына, и отпустил домой.

Теперь у Эрдене было столько скота и золота, что ему позавидовал бы каждый богач. Чего стоили сорок скакунов, полученные от сорока воров?! Эрдене, чтобы кони не застоялись, каждый день седлал нового, разъезжал по аилам, словно купец какой. У кого свежей баранины купит, у кого конской колбасы — казы, чучук, у кого муки... Да и на базаре стали его видеть все чаще и чаще: то он отрез жене покупает, то сладости да игрушки детям, то атлас на новое одеяло...

Одним словом, зажил Эрдене припеваючи. Так прошло три месяца. Все было у него хорошо, все благополучно. Но вдруг его снова вызвали к хану. Человек, приехавший за ним от имени хана, сказал: «Хан, умываясь утром у арыка, снял полотой перстень, положил его на камешек, а потом, забыв, ушел. Вспомнил о перстне только дома. Вернулся, а перстня на месте нет. Он поднял переполох, разбушевался не на шутку. Вызвал к себе всех мудрецов, ясновидцев, гадалок. Но никто из них не смог найти пропавший перстень... Конечно, хан не переживет пропажи своей любимой золотой вещички. Перстень ему достался от отца, а тому от старого хана. Это их семейная реликвия, символ власти. Вот почему так всполошился хан, если, мол, перстень не найдется, он скоро лишится высокого трона...»

Эрдене, как услышал, что его вызывает хан, едва сознания не лишился. «С ханским золотом все обошлось благополучно потому, что я знал, где лежит то золото,— рассуждал Эрдене. — Меня воры сами выручили из беды. А тут кто мне поможет? Если я скажу правду, что никакой я не провидец, что найти золото помогла чистая случайность? Хан, услышав, что я его обманывал, скорее всего велит тут же отрубить мне голову или в лучшем случае бросить в зиндан. Что мне делать? О, бедная моя головушка!»

Горько заплакав, Эрдене поцеловал на прощанье своих малых детей, обнял жену и пошел к хану с опущенной головой.

Когда Эрдене вошел во двор хана, первой попала ему на глаза молодая женщина, которая у арыка с водой чистила внутренности утром зарезанного большого барана. Рядом с ней, видимо, ожидая подачки, лежал огромный пес-волкодав.
Надо сказать, что Эрдене раньше имел дело с такими псами — они его не раз кусали, поэтому он боялся всех собак на свете. Эрдене, увидев пса, замер на месте: «Как бы он не загрыз меня раньше, чем хан»,— подумал бывший чабан. Он уставился на барбоса, лихорадочно придумывая способ защиты, если волкодав бросится на него. Работнице хана почему-то показалось, что пришедший человек смотрит на нее, будто пронизывает всю насквозь своим острым взглядом. Сердце ее сильно забилось, щеки покраснели, как спелая вишня. «Лучше умру, но скажу правду»,— сломленная взглядом Эрдене, в испуге подумала молодая женщина.

— Я так и знала, если хан позовет вас, вы сразу угадаете, что перстень взяла я,— сказала она, бледнея и покрываясь потом. —А дело было так. Я пришла сюда, чтобы набрать два ведра воды. Вижу, на камне около арыка что-то блестит. Подошла, а это перстень. Я не знала, что это перстень самого хана. Только потом, когда начался переполох, я поняла, что перстень наследственный. Хотела отнести, но побоялась хана. Даже не знаю, что теперь будет со мной? Моя жизнь теперь в ваших руках.

По просьбе Эрдене рабыня отогнала пса.

— Это хороню, что ты сама во всем призналась, дорогая,— успокоившись, сказал Эрдене. — Я помогу тебе. Сделай так... Спрячь перстень в кусочек сдобного теста и этот кусочек дай заглотнуть вон тому серому гусю, что ходит среди белых гусей. Проследи, чтобы именно серый гусь заглотнул перстень, иначе мы оба погибнем. И никому об этом ни слова. Договорились? Ну, смотри. Я сразу поверил тебе, ты честная девушка. Делай, что я велел...
Когда он вошел к хану, там находилось несколько человек, видимо, те, кто был занят поисками перстня. Хан, увидев Эрдене, мигом выпроводил всех, учтиво поздоровался с вошедшим. Эрдене, зная, где находится пропавший перстень, с первых же слов решил дать понять хану, что он не ошибся, пригласив его на поиски семейной реликвии.

— Хан, вы вызывали меня? — словно между прочим, спрашивает он.
— Да, вызывал, дорогой. Проходи, проходи, будь моим гостем.
— А что случилось? Опять воры казну украли?
— Нет, нет, казна цела, на месте, зорко охраняется. Вот перстень семейный потерял.
— Как, «потерял»? Вы его сняли с пальца? Зачем?
— Пошел умываться рано утром, перстень снял. Положил у арыка, да и забыл. А вернулся, нет перстня, словно сквозь землю провалился.
— Вы всех опросили?
— Буквально всех. Никто не брал, никто не видел.
— Так, так. Куда же он мог подеваться?
— И сам не знаю, мой ясновидец.
— Тогда сделаем так. Пусть принесут мне поесть что-нибудь вкусное. А я пока подумаю. Вы знаете, что ясные мысли приходят ко мне только тогда, когда я ем жирную горячую баранину. У вас во дворе как раз разделывают тушу барана. Пусть быстро сварят ее для меня, а я пока немного отдохну на вашей постели. Прошу вас выполнить мою просьбу.

И хан пошел выполнять указание чабана Эрдене. А тот, как важный господин, развалился на тахте, на которой любил отдыхать хан. Много ли, мало ли он спал, но его разбудили слуги, они при-несли полную деревянную чашу с горячей бараниной, бульон в деревянном ведерке и горячие лепешки, завернутые в полотенце из цветастого атласа.

Эрдене с удовольствием принялся за еду. Наевшись досыта, он вызвал хана.
— Скажите, почтеннейший, на дворе есть гуси?
— Конечно, есть. Сорок штук. Я люблю гусятину.
— Они все ваши или среди них есть чужие? Например, визиря или еще чьи-то?
— Почему чужие? — удивился хан. — Здесь все движимое и недвижимое принадлежит мне. А значит, и гуси мои. Чужих среди них нет.
— Вы потеряли не простой перстень, а наследственный, ханский? — уточнил Эрдене.
— Да, да, мой великий провидец. Именно наследственный. Он мне достался от отца, а ему от его отца. Этот перстень повидал много людей и веков. Чужой, посторонний человек на мой двор не войдет. Значит, взял его кто-то из своих. Узнаю кто, в живых не оставлю!
— Правильно, хан, в живых не оставляйте. Отрубите ему голову, а тело отдайте мне. Я его съем сам.
— Как «съедите»? Вы что, провидец, людоед, ко всему прочему?
— Нет, я не людоед. Но этого паршивца, принесшего вам столько хлопот, можно и съесть.
— Ничего не понимаю! — в сердцах воскликнул хан, вскинув руки. — Кого съесть? Разве вы нашли того, кто взял перстень?
— Конечно, нашел. Он важно разгуливает по вашему двору.
— Кто он?
— Ваш перстень проглотил серый гусь. Но, чур, уговор, его тушка моя, перстень ваш.
— Разговора другого быть не может!
Хан тотчас же приказал главному повару изловить серого гуся и отрубить ему голову. Главный повар в мгновенье ока исполнил приказание. Вскрыл желудок,— действительно, перстень лежал там, целехонький, даже блестеть стал еще больше.

После этого случая слава об Эрдене разнеслась по земле со скоростью рухнувшей снежной лавины. Хан выгнал всех своих придворных знахарей, ясновидцев, которых напрасно кормил и поил, и оставил при себе одного Эрдене.
Рядом со своей юртой велел поставить для Эрдене просторную белую юрту, перевезти туда жену и детей.

И Эрдене зажил новой жизнью, о которой раньше и мечтать не смел: он был сыт, дети были сыты, все хорошо одеты и обуты. Одно беспокоило Эрдене: вдруг с ханом еще что-то случится и он не сможет помочь ему.

Беда пришла неожиданно.

За Синей горой жил еще один хан со своими владениями, пастбищами, своим народом и скотом. Тот хан имел привычку — один раз в году совершать набег на хана, у которого жил Эрдене. То табун коней угонит, то молодых красивых девушек умыкнет из аилов, то джигитов возьмет в плен. Делал он налеты скрытно, ночами. Никто не мог точно сказать, когда он совершит нападение, все жили в постоянном страхе.

Но вот тот хан прислал к хану Эрдене гонца: «Мне надоело вжиматься мелкими вылазками. Готовьтесь к войне. Вскоре ниши земли станут нашими. Не хотите воевать — сдавайтесь». Хан, услышав такую новость, задрожал от страха.

— О, мой ясновидец! — обратился он к Эрдене. — Два риза ты сослужил мне верную службу. Послужи еще раз. На нас из-за Синей горы идет враг. Подскажи, как его можно остановить? Ты такой мудрый и умный. Мои визири все тупицы. Ни один не знает, что делать. Избавишь меня от позора и плена — уступлю тебе свой трон, стану твоим визирем.

Тут уж Эрдене действительно лишился покоя. Страх овив дел им. Если он признается хану, что ясновидцем стал благодаря только случаю, ему отрубят голову, жену сделают рабыней, а детишек пастухами.

Придя домой, он все рассказал жене.
— Положение — хуже некуда,— рассудительно заметила жена. — Так лучше умри настоящим воином. Иди на ханскую конюшню. Там стоят шестьдесят скакунов, выбери одного из них. В остальном положись на меня.

И Эрдене пошел в конюшню хана с видом человека, которого ведут на виселицу. Наездником он был плохим и решил выбрать себе самого смирного коня.
По дороге насобирал шестьдесят камешков величиной с голубиное яйцо. Войдя в конюшню, он ударил первым камешком первого коня. Тот от удара взбрыкнул. Второй — взвился. Третий — заржал. Четвертый — завертелся, как юла. «Это строптивые кони,— отмечал про себя Эрдене. — Такие мне не нужны. В седле не удержусь».

Двадцать первый конь от удара даже не шелохнулся.
— Этого коня отведите к моему дому,— приказал Эрдене конюхам.
— Вот это знахарь,— зашептались конюхи хана. — Он нашел самого сильного и выносливого скакуна.

Хан любил ездить на нем, любил, возвращаясь с охоты, привезти на нем целую тушу убитого оленя.

Но делать нечего, конюхи отвели коня под седлом к дому Эрдене и привязали под окном.

К этому времени жена Эрдене успела сварить специальный клей. Клею было много, почти полказана. В казан опустила потник, который сняла с приведенного коня; проделав операцию, она положила потник на место, сверху — седло. Потник намертво прилип к спине коня, а седло — слиплось с потником. Затем обильно смазала клеем сзади кожаные штаны Эрдене, заставила его надеть их и сесть в седло. Эрдене так прилип к седлу, что никто не смог бы стащить его. Для большей устойчивости связала ему ноги под брюхом коня сыромятными ремнями.

— Теперь не бойся,— сказала жена Эрдене. — Скачи хоть на край света, не свалишься. Упадешь только в том случае, если конь упадет.

И Эрдене, возглавив войско, направился навстречу неприятелю. Сначала его конь шел иноходью. В пути он разогрелся, вспотел, прибавил в скорости. А когда впереди показалась туча вражеских всадников, его гнедой конь перешел в галоп. Воины едва поспевали за Эрдене.

Ветер свистел в ушах всадника. Ему казалось, что он не скачет, а летит над землей. «Ну и жена, что надумала! — с быстротой искр в глазах мелькнула мысль. —Решила, чтобы я погиб первым?»

Эрдене решил придержать коня и на полном скаку ухватился за ствол дерева, которое стояло на пути. Но, к его счастью, дерево оказалось старое, с гнилыми корнями и легко вырвалось из земли. Вырвалось и упало поперек седла.
Теперь Эрдене скакал вместе со всеми и крепко держался за дерево. Конь на самом деле оказался очень сильным, при ударе он даже скорости не сбавил и теперь стремительно приближался к вражеской коннице. Всадники Кара-хана, видя такое дело, страшно испугались и повернули назад. Видимо, они не ожидали встретиться с таким богатырем.

— Враг бежит! За мной! Не отставать! — выкрикнул Эрдене, увлекая за собой своих джигитов. Правду сказать, он не в силах был удержать своего коня.
Вот он уже влетел в группу всадников противника. И что тут началось! Ему самому ни пикой колоть, ни стрелы пускать, ни саблей рубить не пришлось. Все за него творил ствол дерева: всадников врага, что были слева, с седла сбивали, смахивали, стаскивали с коней ветви, а тех, кто был справа,— сдирали корни. Крики, стоны, мольбы о пощаде. Упавших противников легко добивали джигиты, что скакали следом за Эрдене.

Кара-хан, видя, что дела его плохи, послал воинов, чтобы они остановили дальнейшее побоище, чтобы батыр успокоился и заключил с ним мир.
Но разве сразу остановишь разгоряченного боевого коня?! Пока визири останавливали коня Эрдене, его дерево успело сокрушить на своем пути еще добрую сотню всадников. И его конь остановился только около Кара-хана.

— Кто меня удержал? — начал кричать и возмущаться Эрдене. — Я еще не всех перебил. Пустите меня, я снесу этого злодея, чтобы он знал, как совершать набеги на наши эемли.
— Пощади, батыр, пощади! — взмолился Кара-хан, упав на колени перед Эрдене. — Я больше не буду совершать набеги.
— Об этом ты скажешь моему хану! Связать ему руки! Посадить задом наперед и доставить к нашему хану,— приказал Эрдене. — Моего же коня возьмите за уздечку. Иначе я снова ринусь в бой и изничтожу всех на своем пути.
Воины Эрдене так и сделали, связали Кара-хана, его визирей и с победой отправились к себе домой.

Хан встретил их с великой радостью. Тут же отрекся от ханского престола, и ханом стал Эрдене, простой чабан. Говорят, с тех пор у киргизов появилась поговорка: «Взбесившихся от жира тугоумных ханов может одолеть простой полуголодный пастух». Может быть, эта поговорка свое начало берет от Эрдене? Кто знает. Правда, кому как в жизни повезет!


Оставить комментарий

  • bowtiesmilelaughingblushsmileyrelaxedsmirk
    heart_eyeskissing_heartkissing_closed_eyesflushedrelievedsatisfiedgrin
    winkstuck_out_tongue_winking_eyestuck_out_tongue_closed_eyesgrinningkissingstuck_out_tonguesleeping
    worriedfrowninganguishedopen_mouthgrimacingconfusedhushed
    expressionlessunamusedsweat_smilesweatdisappointed_relievedwearypensive
    disappointedconfoundedfearfulcold_sweatperseverecrysob
    joyastonishedscreamtired_faceangryragetriumph
    sleepyyummasksunglassesdizzy_faceimpsmiling_imp
    neutral_faceno_mouthinnocent