Ош. Памятники и рукописи
Санаты Молдо Нияза
Киргизский народ, как известно, не имел до революции своей письменности, исторических хроник и литературных письменных произведений. Однако общение с узбеками и таджиками (а оно в Още было наиболее тесное) способствовало распространению, правда, весьма незначительному, среди киргизов и в кокандский период арабского письма. В Оше распространялись и ходили среди населения единичные экземпляры рукописных книг как на арабском, так и на таджикском языке, а также на тюрки, или иначе — чагатайском языке. Находки старинных книжных рукописей в Оше (часть их хранится в Ошском краеведческом музее, часть приобретена для фондов Института истории Академии наук Киргизской ССР), служат бесспорным доказательством, пусть слабых, но все же культурных связей киргизов с другими среднеазиатскими народами.
Археографические находки, в том числе и в Оше, говорят о том, что среди обращавшихся в Киргизии рукописных книг были не только сочинения духовного содержания (хотя таковых, вполне естественно, больше), но и светского характера — учебники, поэтические сборники, в том числе и санаты (четверостишья нравоучительного характера), наставления по правоведению.
В рукописном виде ходило среди населения и такое легендарное сочинение, как уже упоминавшийся выше «Трактат о городе Оше». Это копия анонимного сочинения, переписанного во времена кокандских ханов и уходящего своими истоками, видимо, в средневековье. В нем собрание мусульманских преданий, прославляющих достоинства и достопримечательности Оша. (Фотокопия его переснята нами еще в 60-х годах в Ленинградском Отделении Института востоковедения АН СССР, а в середине 70-х годов его с персидского любезно перевели востоковеды из Алма-Аты В. Н. Настич и В. К. Шуховцев). Не имея конкретно-исторического значения, рукопись тем не менее представляет интерес своим мифологическим осмыслением некоторых сюжетов. В частности, именно здесь упоминается, что г. Ош — «лучший из городов». В ней говорится: «В восточной стороне есть город, который называется Ош. Он — лучший из городов, и он достойнее остальных городов, а его жители [достойнее] остальных народов». И далее снова: «Это город, который находится на востоке земли и называется Ош, а еще называют его Хайр ал-булдан» (букв.-. «Лучший из городов». Название Хайр ал-булдан редко встречается в других источниках).
Рукопись XIX в., переписанная тушью почерком насталик на типично восточной бумаге, переплетена в картон, покрытый кожей, представляет собой характерный образец кокандских религиозных книг. Имеет историко- культурное значение как письменный памятник прошлого. Правда, следует отметить, что, по заключению названных выше переводчиков, язык сочинения (персидский, таджикский) отличается малограмотностью, текст изобилует грамматическими неточностями и диалектизмами. Это как раз и говорит, что автор не блистал особой «ученостью», и что сочинение было написано где-то на периферии от культурных центров, не исключено, что именно в Оше.
Примечательным памятником культурного прошлого киргизского народа являются рукописи санат киргизского автора прошлого столетия Молдо Нияза (примерно 1820—1896 гг.). Первая его рукопись была случайно обнаружена в Ошской области в 1951 г. профессором Б. М. Юнусалиевым и сейчас хранится в Академии наук Киргизской ССР. Автор был известным в свое время певцом-наставником, возможно, из алайских или шахи- марданских киргизов. Как следует из санат, Молдо Нияз объездил всю Фергану, Тянь-Шань, Чуйскую и Таласскую долины. Будучи свидетелем и непосредственным участником многих исторических событий в Кокандском ханстве, он оставил о них свои записи в форме поучений. В санатах Молдо Нияза мы встречаем упоминания о кокандском Худояр-хане, Алымкуле — всесильном регенте при малолетнем Сарымсаке, Якуб-беке—кашгарском бадаулете — основателе уйгурского государства Иетшышаар и др. В них находим мотивы сочувственного отношения к простым труженикам, обличения деспотизма Худояр-хана, при котором «весь угнетенный народ попал в беду: сын остался сиротой, жена стала вдовой, джигиты Алымкула бежали», у киргизов «кровавый день настал». Бичуя ханских прислужников, султанов-тысячников, Молдо Нияз говорит, что лучше умереть простым алайцем, чем уподобиться кровопийцам.
В отдельных санатах Молдо Нияза звучит прямая, хотя и несколько наивная, критика местных киргизских феодалов и духовенства (казиев), которые наживаются за счет простого люда (букары), жестоко угнетая свой народ. Автор призывает борцов против кокандских приспешников — неких киргизов из рода найман Суванкула и Таира к защите народных интересов, к активной борьбе: «Все найманы в угнетение попали. Ханские тысячники насилуют народ. Где вы — Таир и Суванкул? Надо спасать народ!»
Как историк, да и как поэт, Молдо Нияз не сумел подняться до научного анализа фактов и их художественного обобщения. Все события он преподносит так, как воспринимает: наивно, субъективно, упрощенно, иногда неверно в силу ограниченности мировоззрения, иногда из-за слишком пристрастного отношения к участникам и событиям, поскольку сам был лично с ними связан. Все это и понятно. Трудно ожидать большего от воспитанника ортодоксального медресе (а только такое и мог окончить в свое время Молдо Нияз). Однако надо учитывать, что для того периода это пока еще единственное высказывание представителя киргизского народа о современных ему исторических и политических событиях. К тому же, следует учитывать, что санаты написаны «на киргизском языке, с отражением фонетических, морфологических и лексических особенностей юго- западного (ичкиликского) диалекта»112, как констатирует признанный советский тюрколог, специалист киргизского языкознания академик Б. М. Юнусалиев.
