Информационно-туристический интернет-портал «OPEN.KG» / Исторические источники о кыргызском музыкальном фольклоре

Исторические источники о кыргызском музыкальном фольклоре

Исторические источники о кыргызском музыкальном фольклоре


Если музыкальная фольклористика как мировая наука насчитывает немногим более сотни лет, то в Кыргызстане она еще моложе. Начальной точкой отсчета можно считать 1928 г., когда российский музыковед-этнограф и композитор А. Затаевич приступил к записи инструментальных пьес и напевов непосредственно от носителей кыргызского фольклора.

Однако общие основы современного музыкального востоковедения в Кыргызстане были заложены намного раньше. Выдающиеся мыслители Древней Азии оставили философские трактаты, затрагивающие широкий круг вопросов культуры и искусства, этики и эстетики. Персидские, арабские, китайские и монгольские источники содержат ряд наблюдений или упоминаний о традиционной культуре кыргызов. На рубеже XIX—XX вв. этнографы сопредельных с Кыргызстаном стран зафиксировали множество данных, касающихся кыргызского фольклора, и осуществили первые попытки их анализа. Эту стадию и можно считать предысторией кыргызской фольклористики.

Первый этап развития музыкальной фольклористики в Кыргызстане приходится на деятельность представителей русской научной школы, которые в 1920—1960-е годы обосновали главные принципы теории кыргызского народного творчества. Эти принципы и связанные с ними некоторые частные положения, несомненно, сохраняют свою ценность и поныне.

Второй этап — I960—1970-е годы — был этапом формирования национальных кадров фольклористики.

И, наконец, в 1980—1990-е годы в фольклористике проявились две новые тенденции: во-первых, комплексному изучению фольклора стали предпочитать отстававшее до тех пор дифференцированное исследование и, во-вторых, в анализ народного музыкального творчества были внедрены новые, более эффективные методики, в наибольшей степени приспособленные к той или иной конкретной области фольклора.

Ясно, однако, что обе эти тенденции вовсе не исключают необходимости в комплексном подходе, и в дальнейшем как обобщающие, так и узкоспециальные фольклорные исследования будут развиваться параллельно, в еще более тесном взаимодействии.

Кыргызская музыкальная фольклористика все шире включается как базовый компонент в развитие других областей музыкознания — истории и теории современного профессионального композиторского творчества, музыкальной педагогики и социологии, источниковедения и крае-ведения, критики и публицистики. Именно благодаря фольклористике в методологию национальной музыковедческой школы стали внедряться такие основополагающие принципы, как историзм и генетический подход, системность и единство теории и практики.

Сегодня фольклористика выходит на уровень изучения искусства на общем историческом и социальном фоне, с учетом данных психологии художественного творчества и восприятия. Апробируются и углубляются категории и понятия фольклористики. К ним в первую очередь относятся категории традиции и изустной преемственности, массового и профессионального фольклора, общенационального и диалектного, традиционного и нового, стихийного и сознательного в творчестве, анонимного и авторского. Тщательно прорабатывается на новом уровне категория синкретизма, проявляющегося в разных видах народного искусства. На стадии формирования находится терминологический аппарат, сочетающий специфические кыргызские термины с универсальными терминами фольклористики и музыкознания.

Исторические источники о кыргызском музыкальном фольклоре


Ранние упоминания о народах, населявших территорию современного Кыргызстана, содержатся в китайских династийных хрониках II в. до н. э. — XIII в. н. э., в трудах античных европейских мыслителей (Геродот), а также в работах персидского историка Гардизи и арабского — Абу Дулафа, относящихся к IX—XII вв. н. э. Последние сообщали о религии тюркских племен, в том числе предков кыргызов. Это сочетание элементов зороастризма, буддизма, христианства и манихейства, а также язычества с его анимизмом, тотемизмом и культом предков (арваков).

В связи с этим Гардизи описывает, например, языческий обряд с участием сакральной музыки: «...Когда музыканты начинают играть, фагинун (шаман. — Авт.) лишается сознания, после этого его спрашивают обо всем, что произойдет в этом году: о нужде, изобилии, о дожде и засухе, о страхе и безопасности, о нашествии врагов». Абу Дулаф ал-Казвини упоминает «особую мерную речь», которой предки кыргызов пользовались в молитвах . Характерно, что на эту «музыкальность» языковых, вербальных формул обращали внимание исследователи кыргызского фольклора и много позже.

Культуру народов, населявших территорию Кыргызстана в прошлом, изучали философы восточного средневековья. Среди них — уроженцы кыргызской земли Юсуф Баласагун и Махмуд Кашгари (XI в.).

По утверждению историка О. Караева, поэма Юсуфа Баласагуна «Кутадгу билиг» («Знание, приносящее счастье») создана под сильным влиянием литературной и философской школы, сложившейся в крупных городах Азии и нашедшей воплощение в творчестве великих поэтов и мыслителей Востока: Рудаки, Омара Хайяма, Авиценны, Алишера Навои и др. В ней упоминаются названия около двадцати тюркских племен Караханидского государства . Юсуф Баласагун в своей книге изложил в форме диалога правила управления государством и дал образцы изречений и назиданий, которые обобщили опыт народной жизни и оказали заметное влияние на развитие общественно-демократической мысли в Кыргызстане.

В рукописи Махмуда Кашгари «Дивану лугат ат-тюрк» («Словарь тюркских языков») также представлен богатый материал по языковой культуре различных тюркских племен, образцы народной поэзии, пословиц и поговорок. В ней сообщается о функционировании у тюркских племен Семиречья и Тянь-Шаня одного из трудовых вокальных жанров «оп майда».

Нижеследующий текст из словаря Махмуда Кашгари свидетельствует о том, что типичный для кыргызского фольклорного песенно-поэтического творчества стиховой размер — семи-восьмисложное четверости шие-«рубаи» с рифмовкой abab (aaba, aaab, abcb) — широко применялся еще в тюркской культуре Караханидской империи:

Илгери эрлер бар эле,
Илим тоосун ачышкан.
Акыл-насаат айтып коп,
Коцулду абдан тазарткан.

В прошлом были рыцари,
Открывшие горы науки.
Они же учителя-наставники,
Очищающие душу человека.


Конечно, такого рода упоминания достаточно скупы и к тому же малочисленны, чтобы по ним можно было составить полную картину музыкальной культуры прошлого. Многое не сохранилось, немало пред-стоит еще выявить (одна из первоочередных задач музыкальной палеографии и историографии). На этом пути для исследователя ценны даже косвенные свидетельства. Ч. Валиханов цитирует, например, «Журнал похода подпоручика и атамана Телятникова в Ташкению с описанием пути, местоположения и прочего, описанного сержантом Безносиковым» (конец XVIII в.). В нем упоминается роговая музыка Тугум-султана, «карнеем называемая». Имеется в виду керней — кыргызский духовой музыкальный инструмент.

Исторические источники о кыргызском музыкальном фольклоре


Обращаясь сегодня к историческим свидетельствам, не следует забывать, что вплоть до прошлого столетия «киргизами» («киргизцами») в российских и зарубежных источниках назывались все кочевые народы Центральной Азии — казахи, калмыки, кипчаки, хакасы и др. И это естественно, ибо такого рода исторические источники появились задолго до того, как этногенез кыргызской нации был установлен с научной достоверностью. Предкам современных кыргызов традиционно давались этнонимы «буруты» (в китайских летописях), «каракиргизы» и «дикокаменные киргизы», а также племенные, родовые названия «бугу», «сарыбагыш», «солто» и др.

Позже, до 1930-х годов, под кыргызским фольклором в научных трудах подразумевалось народное искусство кыргызов и казахов, так как в исторических источниках казахов именовали киргиз-кайсаками. К настоящему времени учеными проведена тщательная атрибуция фольклорных материалов, что и учитывается в данной книге. Вместе с тем, по сведениям многих авторов, наибольшее сходство в регионе принадлежит именно кыргызскому и казахскому фольклору. Это объясняется некоторыми элементами этнического родства и продолжительным географическим соседством двух народов.

Бесспорно, традиционное художественное наследие народов, проживающих на соседних территориях, имеет много общего. Что же касается его специфики, то именно сравнительный метод исследования помогает фольклористам глубже понять и охарактеризовать собственно национальную культуру.

Крупный пласт источников, содержащих сведения о художественной культуре кыргызов и их исторических предков, представляют собой тру-ды российских и зарубежных путешественников, краеведов, историков, лингвистов, военных и государственных деятелей, которые вели экспедиционно-полевые работы на территории Кыргызстана в XVII — начале XX в.

Накоплению данных о Кыргызстане способствовало расширение политико-дипломатических и торгово-экономических связей России на Востоке, начиная с эпохи Петра I. Во второй половине XIX в., в связи с открытием Русского императорского географического общества (1845), в составе которого было и отделение этнографии, исследование географических, экономических особенностей, природных ресурсов и быта народов Туркестанского края приобрело более регулярный характер. С вхождением Кыргызстана в состав Российской империи в 60-е годы XIX в. они стали планомерными. Научные экспедиции членов РГО нередко включали в круг своих задач изучение народного искусства и художественной культуры.

В последней четверти XIX в. активизировался геополитический интерес к Российской империи со стороны западных держав. Участники экспедиций в Туркестан, проникая в глубинные и труднодоступные территории, собирали различную информацию об этом неизведанном крае.

Результатами так называемой полевой работы стали путевые заметки, дневники, научные отчеты, литературные эссе и иллюстративный материал. В сфере внимания исследователей оказались историко-этнические, социально-психологические и стилевые признаки музыкального фольклора. Несмотря на естественный на начальных стадиях исследований описательный характер и противоречивость, они имеют чрезвычайно важное значение, ибо в разной форме представляют конкретные свидетельства очевидцев. Устойчивый интерес к Кыргызстану со стороны ученых и путешественников прошлого положил начало трудам современных фольклористов.

Исторические источники о кыргызском музыкальном фольклоре


Из зарубежных исследователей первыми, кто обратил внимание на музыкальный быт кыргызов, были французы — естествоиспытатели Гийом Капю и Пьер Габриэль Бонвалло, которые возглавили ряд азиатских экспедиций 1880—1887 гг.

В статье «Музыка киргизов и сартов Центральной Азии» (журнал «Этнографическое обозрение», Париж) Г. Капю, который имел музыкальное образование, подробно описал звуковую среду народов, через чью территорию проходил маршрут путешествия, — кыргызов, казахов, узбеков, туркмен, кашгарцев, бадахшанцев, афганцев. Он снабдил свои записи фотоснимками народных инструментов, большим количеством нотных примеров инструментальной и вокальной музыки. Однако автор почти не дифференцирует фольклор по его национальной принадлежности.

В процессе изучения горной флоры Кыргызстана путешественники были удостоены гостеприимного приема местным населением. В частности, в аиле Шамал-Сай в долине р. Чаткал специально для «фарангизов» (французов) исполнил свой репертуар певец-ырчы Идрискул.

Г. Капю указал на тесную связь музыки кыргызов с жизнью и бытом, следствием чего явился непосредственно прикладной характер фольклора, его прямые социальные и нравственно-воспитательные функции. Почти каждое памятное событие, отмечал Капю в своих статьях, будь оно праздничное или печальное, сопровождалось музыкой. Вместе с этим автор обнаружил присутствие в традиционной культуре профессионалов — «киргизских поэтов-песенников (тех же трубадуров)». Он обратил внимание на тот исключительный авторитет, которым среди населения пользовались акыны.




Свои симпатии к музыке кыргызов и казахов Капю мотивирует ее «легким восприятием», близостью к европейской ладовой системе и «чрезвычайными музыкальными способностями и склонностями» народов к творчеству Французы запечатлели увиденное и услышанное в Азии в ярко эмоциональной форме научного эссе, не лишенного пророческих наблюдений. Например: «Не раз мы думали о том артистическом успехе (и не только из-за самобытности), которого явно добились бы некоторые киргизские певцы у нас». В этой связи стоит напомнить о действительно большом резонансе выступлений народных музыкантов Кыргызстана во многих странах мира в наши дни.

Ученые-востоковеды были свидетелями многих, отчасти уже ушедших в прошлое, народных обрядов, праздников, молодежных игр, импровизированных и запланированных выступлений ырчы, комузчу, манасчы. И уже этим ценны их описания, впечатления, наблюдения. Конечно, результаты экспедиционной работы иногда оформлялись с некоторой поспешностью в выводах, были несвободны от ошибок и неточностей.

Если рассматривать накопленный материал с позиций современной музыкальной фольклористики, то можно сказать, что наряду с важными открытиями в этих трудах нередко встречается одностороннее, субъективное толкование описываемых явлений, связанное отчасти со сложными условиями работы и новизной задач, с отсутствием у исследователей музыкальной квалификации.

Заметим, однако, что в большинстве случаев дошедшие до нас документы говорят об уважении и пиетете их авторов по отношению к много-вековой культуре кыргызов, об искреннем желании понять местные обычаи и традиции.

Авторы пользовались главным образом сравнительным методом описания музыкальной культуры народа, вольно или невольно соотнося получаемые данные с особенностями европейской музыки. Евроцентризм способствовал обращению особого внимания на все то, что не укладывалось в рамки привычных представлений, в результате чего наблюдатели отмечали многие важные самобытные черты изучаемой культуры. И все же в определенной мере он мешал понять природу и глубинные основы фольклора.

Все множество обнаруженных фактов описывалось с помощью терминологии, выработанной на европейском материале, а потому не всегда адекватной национальной культуре. Учитывая это, современный фольклорист должен тщательно выверять нотные расшифровки, комментировать применявшиеся ранее термины и понятия, проверять достоверность сведений.

Исследователи, конечно, осознавали недостаточную компетентность своих суждений относительно национальной специфики. Вот как о восприятии неевропейской музыки писал Н. Маев, характеризуя исполнение инструментальной народной пьесы: «Иногда первый музыкант долго тянул какую-нибудь громкую, протяжную ноту, в то время как его товарищ не переставал варьировать все тот же быстро повторяющийся мотив. Выходило что-то дикое, непривычное для европейского уха, но в высшей степени своеобразное».

Н. Зеланд отрицает наличие народно-профессиональных форм музыкального творчества: «Киргизы часто распевают все, что придет в голову, иногда случалось мне видеть и слышать в степи и хоровое пение, но профессиональных певцов нет».

Возможность появления подобного рода неточностей следует иметь в виду. Но прежде всего нужно отдать должное острой наблюдательности и готовности ученых к встрече с новым — качествам, которые позволяли им более или менее объективно констатировать факты, относящиеся к самобытной национальной культуре и музыке.

А фактов такого рода, ценных наблюдений в источниках можно выявить немало.

Например, Г. Капю, внимая выступлению народно-профессионального музыканта, подметил интересный исполнительский прием — перестройку комуза во время игры. Он же писал о типичности «всех киргизских мотивов», очевидно, имея в виду интонационную специфику единой фольклорной традиции.

А. Краснов, как бы корректируя ошибочные высказывания некоторых своих коллег об отсутствии в народе профессиональных музыкантов, пишет: «Некоторые волости особенно известны своими певцами, странствующими из аула в аул со своими балалайками».

Н. Маев затрагивает проблему программности кюу: «Мне объяснили, что музыка изображает переговоры собравшихся батыров и манапов... Впрочем, битва — сюжет, достойный симфонии и, конечно, мудрено было изобразить ее двумя киргизскими дудками».

Судя по детально описанным подробностям музыкального соревнования, М. Готовицкий был свидетелем акынского «айтыша». Скорее всего, это было знаменитое состязание Арзымата и Токтогула, который и оказался победителем.

И. Андреев (Алибий) подробно описал кыргызские молодежные игры, в которых центральное место занимают «вновь испеченные куплеты». Одна из них — песенно-поэтическая игра «кыз-жигит»: «Кто из двух групп победит, получает от хозяев барана за доставленное слушателям удовольствие. Весело слушать эту борьбу остроумного пения. Надо удивляться находчивости, с какою девушки-киргизки парируют забористые остроты и крепкие куплеты, летящие со стороны джигитов».

В другом случае Андреев оказался среди слушателей дастанчы, аккомпанирующего себе, возможно, на кыл кыяке: «Что-то унылое, древнее заиграл он. Речитативом начал повествовать сказочник о давно-давно бывшем страшном нашествии калмыков... Грустный мотив оборвался сразу сильным аккордом, застрявшим в войлочных стенах юрты. Все задумчиво молчали»

Вторая половина XIX в. отмечена разносторонней деятельностью ученого и офицера, выдающегося сына казахского народа Чокана Валиханова (1835—1865). Образование, полученное в Омске и Петербурге, знание восточных и европейских языков, огромная эрудиция и работоспособность позволили ему многое сделать за короткую 30-летнюю жизнь. Просветитель-демократ, исследователь истории и культуры народов Центральной Азии, он оставил обширное собрание этнографических материалов, оформленных собственными живописными работами и снабженных научным аппаратом.

Как и многие другие авторы, Валиханов отмечал: «Киргизы большие охотники до музыки и импровизации» . В то же время он первым обнаружил, что «у них есть своя народная эпическая поэма «Манас» и несколько других поэм» и дал историко-литературный анализ героического эпоса.

Заслуживают внимания его наблюдения в области религиозных верований, совмещающих у кыргызов язычество и мусульманство, подробная классификация бакшы-шаманских выступлений. Описания свадебных и похоронных обрядов, игр и развлечений кыргызов, принадлежащие Валиханову, содержат также анализ их музыкального сопровождения.

В поисках фактов Валиханов пользовался и оригинальными приема-ми, как, например, в следующем случае: «Я предложил нашим киргизам затянуть киргизскую песню и сам оделся киргизским салом (франтом). Уловка эта, действительно, увенчалась полным успехом. Все бабы посыпались из юрт, даже одна из них затеяла похоронный плач, адресуя к нам, как к правоверным» .

В числе тюркологов, обративших самое серьезное внимание на эпос и музыку кыргызов, был академик Василий Васильевич Раддов (1837— 1918). Один из основоположников сравнительно-исторического изучения тюркских языков, он видел причины расцвета этих искусств в ритмично-музыкальной и выразительной, эмоциональной народной речи . Радлов — автор первого русского, а затем и немецкого переводов эпоса «Манас» и обширного научного комментария к нему. «Этот эпос, — писал он, — дает, совершенно также, как эпос греков, ясную картину духовной жизни и нравов целого народа».

В 1863 г. — в год вхождения Северного Кыргызстана в состав России — опубликована первая крупная статья В. Радлова «Заметки о киргизах» («Журнал азиатик», Париж).

Содержащийся в ней историко-этнографический материал, полученный в экспедиции 1862 г., не утратил своего научного значения и в наши дни. В разделе, посвященном музыке, автор выделяет исполнительское мастерство акынов: «Киргизские импровизаторы пользуются известностью даже у своих соседей-казахов, которые постоянно приглашают их на праздники. Послушать их импровизации чрезвычайно любопытно: словно без усилий и одинаково легко на заданный сюжет они могут сложить и весьма выразительные стихи, и протяжную песню. Разнообразя свои темы шутками в адрес кого-то из слушателей, певцы под конец умеют так польстить им комплиментами и похвалами, что со всех сторон им де-лают подношения» .

Из сравнительно небольшого числа нотных записей фольклорных образцов, опубликованных в дореволюционных изданиях, несколько принадлежит этнографу Р. Пфеннигу и военному капельмейстеру А. Эйхгорну.

Исторические источники о кыргызском музыкальном фольклоре


Австрийский музыкант Август Ф. Эйхгорн (1844 —дата смерти неизв.), принявший в 1875 г. российское подданство, подошел наиболее близко для своего времени к адекватному пониманию сущности фольклора среднеазиатских народов — кыргызов, казахов, узбеков (сартов). Его труды «Музыка киргизов», «Песни и пение киргизов» являются комментарием к выставке коллекции собранных им народных инструментов в музее Ф. Патека в Петербурге (1885), но имеют и самостоятельную ценность. Это наиболее полные, высокопрофессиональные труды, созданные во второй половине XIX в. представителем европейской культуры.

Работа Эйхгорна в Центральной Азии была целенаправленной, систематической и творческой. В живом литературном стиле автор излагает множество новых сведений о культуре и музыке кыргызов и дает им собственную оценку. При этом он опирается на труды ряда русских и зарубежных авторов — П. Палласа, А. Левшина, Г. Вамбери, М. Готовицкого и др., рассматривая их под критическим углом зрения.

Высказанные Эйхгорном соображения касаются этики и эстетики фольклора, вокальной и инструментальной устной традиции, эпического сказительства «каракиргизов». «Рапсоды-кобызчи, — писал он, — пользуются у них большим почетом, чем оленгши у кайсак-киргизов».

Достижением Эйхгорна можно считать также описание форм и жанров народной исполнительской практики — акынских «айтышей», сольного и группового пения, музыкальных игр. Нотные записи фольклора (5 инструментальных пьес, 25 вокальных и 2 вокально-инструментальные) выполнены Эйхгорном в деталях, передающих стилевые особенности лада, ритма, фактуры, тембра, синтаксиса.

Изучение фольклора позволило ему сделать верные выводы в отношении важнейших свойств стиля: о сосуществовании различных временных пластов в фольклоре, об импровизационности исполнения, о множественности вариантов типичных песенно-мелодических формул, о формах певческих состязаний, широко распространенных у кыргызов, наконец, о гармонии в инструментальной музыке.

Обнаруживая черты сходства кыргызской и иных ладовых систем, исследователь тем не менее подчеркивает их самостоятельность: «Музыка киргизов, близкая, во-первых, нашей диатонической и, во-вторых, как мне кажется, древнеарабской системам, все же чужда им и не стоит с ними ни в какой связи».

Каталог «Полной коллекции музыкальных инструментов народов Центральной Азии А. Ф. Эйхгорна» содержит классификацию, описание и зарисовки тридцати экспонатов выставки.

К сожалению, труд А. Эйхгорна не сразу был введен в научный оборот. Все материалы находились в частном собрании доктора искусствоведения, проф. В. Беляева и были опубликованы им в переводе с немецкого только в 1963 г.

Примечательно своеобразное завещание фольклориста будущим исследователям. В нем звучит уверенность в неограниченных богатствах народной музыки: «Кто видел, с каким жадным вниманием, полностью отдаваясь ей, слушают киргизы свою музыку, кто наблюдал, по выражению их лиц и по их мимике, переживаемые ими душевные волнения как от музыки веселого и шуточного характера, так и от глубоких по своему содержанию произведений, тот не отнесется к их музыке легко и небрежно, но должен будет признать, что в этой будто бы детски наивной музыке заложен глубокий смысл». 
9-11-2014, 21:25
Вернуться назад